Ночь, впереди выходные, на кухне чай... Ты расскажи мнео самых простых вещах, О городах, о берёзах, пустивших сок, О временах, что в белый уйдут песок,
О позабытых снах, о чужом стихе, О шоколадке, что гадко тает в руке, О марсианах зелёненьких, о царях, Даже о том, о чём говорят все подряд.
Ты говори...Но зачем вдруг тронулся лифт, Лязгает чем-то, паскудно нетороплив? Дёрнулись тени, мигнул монитор - перепад... Ты говори, чтоб от ужаса я не пропал!
Ты разбивай ледяную веру во зло... Кто, или что там опять стучится в стекло? Чей силуэт за шкафом? Откуда крик?.. Ты объясняешь: на улице пьяный мужик
Просто упал - не демон, не морок, не тать, Демоны всё же не так поминают мать, Лифт - это пиццу везут соседям внизу... Знаешь, как классно бывает на море в грозу?..
Ты говори, я попробую просто молчать, Просто смотреть на тебя, заваривать чай, Не замечать в коридоре зловещий скрип... Ты обо всём, пожалуйста, говори...
Вдогонку разговорам о капитализьме. Человек, согласно расхожей теории, произошёл, как известно, от обезьяны. Но даже, если и не произошёл, а был из эдемского чернозёма вылеплен Господом\выведен инопланетянами\образовался совершенно случайно чисто из вредности, некую "обезьянью" часть в разуме своём он таки носит. Когда-то, во времена мамонтов и наскальных рисунков, "обезьянность" эта служила особям вида Хомо вполне добрую службу - способствовала прямому выживанию. Потом потихонечку настала цивилизация, человек терял постепенно интенсивность волосяного покрова, зато приобретал, опять же потихонечку, некоторый опыт осознания себя и общества. "Обезьяновость", однако, никуда не делась, чтобы поменялась система базовых инстинктов - это что же такое должно случиться на свете? мышеумствования В разные времена, в разных культурах, отношение к этому "пред-" и "вне-разумному" началу в человеке варьировалось в достаточно широком диапазоне - от тотального осуждения и подавления до столь же тотального приятия. Да и доля его в каждом отдельном человеке разная. Одним контролировать дремучие инстинкты гораздо легче, чем понять: как кто-то другой может этого не уметь. Другие, оставляют впечатление, что они вообще "от пресловутой обезьяны произойти забыли", Третьи, сорок восьмые и триста девятнадцатые представляют собой опять-таки весь диапазон между вышеприведёнными крайностями. И все они вместе так или иначе вынуждены "вариться" в одном "бульоне" - социуме. Но человек - тварька разумная. То-есть склонная в той или иной степени строить свою жизнь сознательно. В соответствии с некими своими представлениями о плохом-хорошем, достойном-недостойном, логичном-глупом, етс, етс, етс. Человеческая натура, даже самая примитивная и грубая, нуждается в неком жизненном курсе. А если есть спрос - нужда в курсе, то должно быть и предложение - своды "знаний по жизненной навигации", этих самых представлений и понятий о правильном, желаемом и оптимальном.Смысл воспитания, пожалуй, и заключается именно в этом - в помощи по прокладке жизненного курса. Нет этого - что остаётся от воспитания - кормёжка пополам с элементарным натаскиванием в базовых житейских навыках? Не маловато ли для могучего ума человеческого? Воспитанию в этом смысле - влиянию на выбор "жизненной навигации" человек так, или иначе, вопреки бытийным стереотипам, подвергается не только в нежном розовом детстве и не только со стороны родителей. Воспитывают книги, фильмы, среда, собственные человека мечты и желания (ярчайшие маяки на жизненной дороге), биографии каких-то личных авторитетов, случаи и обстоятельства... Буквально всё, что видят глаза, слышат уши и анализирует ум в той или иной степени влияет на формирование личности человека. Это - азбучная истина, это аксиоматично. Свобода выбора - это возможность двигаться по трудной дороге внутреннего становления, опираясь на имеющиеся ориентиры. Нет этих самых ориентиров - нет, собственно, и человека разумного, дети-Маугли, выросшие среди волков и собак воют, скулят и бегают на четвереньках. Причём же здесь капитализм и социализм? Да вот причём! Всё очень просто.- обычный базовый "ассолртимент" этих самых ориентиров во многом зависит от типа устройства общества, первоочередные, доминирующие установки определяются идеологией. (или её отсутствием). Набор жизненных маяков в христианской среде совсем иной, чем в фашистской, конфуцианский разительно отличается от коммунистического и т. д. (Кстати, никаких хвалёных "общечеловеческих ценностей" нет и не может быть. Если бы они существовали, то не подвергались бы сомнению никогда, и сами собой разумелись, передаваясь из поколение в поколение через генетическую память, а не осознание и культуру. А между тем ни одного новорождённого не приходится отдельно учить правильно дышать, или сосать молоко, а вот понятие, допустим, о ценности человеческой жизни каждый для себя постигает сам, причём, в возрасте отнюдь не младенческом). Понимая это, приходим к простому и грустному выводу - человек разумный по большому счёту есть то, что он сам сумел воспринять, осмыслить и принять для себя из опыта человечества. Вычти из человека его личное понимание жизни - останется та самая обезьяна. Так вот, основное преступление капитализма - в том, что он в силу собственного устройства всемерно способствует оставлению обезьяны. Человеческий детёныш, доразвившийся до способности и потребности "обдумывать житьё" жадно впитывает мыслью, все те самые маячки-ориентиры, которые перед его взором щедро раскидывает среда, он тянет материал для собственного внутреннего строительства из разговоров взрослых, фильмов и книг, радиопередач, личных наблюдений, газетных статей... Конечно, все человеческие детёныши разные, доля и содержание усвоенных ими средовых ориентиров разная тоже. Но какая-то есть всегда. Невозможно вырасти в обществе, вообще не впитав ничего из царящих в нём представлений. Просто у одного человека это самое впитанное будет определять развитие личности на сто процентов (ортодокс, фанатик, благомысл, а по-современному "социоблядь"), а у другого в ничтожной степени ("белая ворона", "человек не от мира сего", бунтарь, диссидент, ниспровергатель общественных ценностей). Но это - опять-таки - жёсткие крайности, они, как крайностям и положено, встречаются редко. Большинство людей "располагаются" всё-таки между полюсами. Но так, или иначе, человек "питается" (воспитывается!) жизненными ориентирами, которые в ассортименте предоставляет ему общество. А значит - очень многое, если не всё во внутренней жизни человека зависит от "качества питания". Поколениями воспевали в самурайской Японии благородное самоубийство - и вот уже в двадцатом веке взлетают над гладью Тихого океана камикадзе. Можете представить себе, что пилоты-смертники представляют собой сколь-нибудь значительную силу в христианской Европе? Правильно, что нет, Европа-то - не зря христианская, да ещё и либеральная, откуда же там? Таких примеров, причём, самых расхожих, можно приводить тысячи. Но вернёмся всё-таки к капитализму и его самым расхожим, опять-таки "антонимам" - социализму и нацизму (фашизму). Последние жёстко требовали для себя человека-энтузиаста, человека-подвижника, человека-созидателя и даже - человека-мученика за общее дело. Об этом были книги и кино, об этом говорили дикторы по радио и учителя в школах, об этом волей-неволей заставляли задуматься бесчисленные памятники оратору на броневичке и величаво-скобная мелодия "Хорста Весселя". Отдельный человек мог, конечно, принимать это в штыки, считать и называть брехнёй, стебать и пародировать сколько его душеньке угодно, если уж возникала у него такая внутренняя потребность. Но содержимое коллективного бессознательного этих поколений, "основной ассортимент ценностных установок" формировали именно они - представления о человеке как герое и творце. Правильно и хорошо считалось быть честным и болеть душой за общее дело, верить в неизбежное и скорое наступление светлого будущего и стремиться оставить добрый и тёплый след после себя. Всё это культивировалось и пропагандировалось, пусть зачастую нетонко и даже бездарно, но всегда очень тщательно, а раз пропагандировалось - значит - так, или иначе усваивалось. И создавало в отдельном мыслящем человеке барьер между его сознательным "я" и рудиментарной обезьяной, облегчало ему, человеку, борьбу со скотским началом в себе. Потворствовать собственным слабостям, руководствоваться пещерным эгоизмом было стыдно. В качестве возможных кумиров, примеров для подражания выдвигали героев-фронтовиков, мужественных подпольщиков, спортсменов и космонавтов. И так, или иначе, сознательно, или нет, человек стремился до предлагаемого уровня подтянуться. Хотя бы уже потому, что стремиться подтянуться до общепринятого уровня - это вообще в человеческой природе. Это, прости Господи, даже всё тот же дремучий инстинкт подсказывает - надо соответствовать.
Капитализм об этих самых планках-уровнях не заботится вообще. А если и заботится - то о планках чисто потребительских. Место идеологии в нём занимает "корпоративная этика", место пропаганды - реклама. Более того - капитализму напрямую невыгоден человек, "который звучит гордо", человек - герой, энтузиаст и творец. Он плохо вписывается в систему, рекламные девизы делит начетверо, да и вообще, гадина такая, приобретает меньше товаров, чем мог бы, и тем тормозит перераспределение денежных потоков, ату его! Точно так же ату и искренне верующих любой конфессии - они же ведь тоже, сволочи, "не стяжают себе на земли". А кто-то из-за их фанатизма денюжку заслуженную недополучает. (Вот вам и "церковный менеджмент" и популярные изложения слова божьего и хаббардисты с мормонами). Широко и сложно мыслящий, во многих вопросах подкованный человек капитализму тоже не нужен. Чтобы производить товары достаточно быть специалистом в своей собственной узкой области, а досужую аналитику долой из умов, а то, чего доброго, не сработает рекламная компания хрени "с молекулами серебра". (Вот и снижается качество образования). Общий уровень культуры тоже снижается, сбивается специально и планомерно - ведь если таковой у потребителя будет достаточно высок - его уже не заставишь "захавать" чёрт-те что с матюками и тремя аккордами, а создание по-настоящему прекрасных произведений какого угодно искусства требует времени, труда и средств, которые быстро ведь не отобьёшь. Надёжнее и практичнее зажигать звездуль, откровенно рассчитывающих на аудиторию с требованиями минимальными, а чтобы не с чем было сравнивать - всё, что хоть немного лучше какашки долой из эфира, отдельные отщепенцы и в торрентах посмотрят. А со стороны это будет выглядеть как основанная на выборе самой публики здоровая конкуренция. Угу. Представьте себе в девятнадцатом веке здоровую конкуренцию Жуковского и ярмарочных раёшников. Да ладно, Бог с ним, с искусством, его "качество" по-настоящему способно определить лишь время. Капитализм, чтобы продолжать своё существование вынужден нарочито культивировать эгоистические ценности. Это я так политкорректно говорю: "эгоистические ценности", а по факту - "сдохни ты сегодня, а я завтра". Всё опять-таки очень просто. Громоздкая и неповоротливая система, погрязшая в кредитах и кризисах, многократно заложившая и перезаложившая самоё себя с каждым днём требует от каждого своего винтика всё больших и больших усилий для всего лишь поддержания собственного существования. Это всё равно что поражённое прогрессирующей болезнью человеческое тело. Чем больному хуже, тем он, соответственно, слабее, и тем труднее ему совершать даже самые обычные действия, ерундовые для тела здорового. Общественный организм, больной немереной кучей накопившихся и узаконенных ошибок хозяйствования тоже подчиняется этой печальной, но логичной закономерности - чем тяжелее состояние, тем труднее поддерживать жизненные процессы. Но тяжесть этого самого поддержания несут не цветные бумажки и здания бирж - она ложится на плечи людей. В той, или иной степени - на каждого ныне живущего человека. И этому самому "каждому отдельному человеку" в свою очередь тоже приходится прикладывать всё больше усилий для того, чтобы просто выжить. И чтобы он, замученный и задроченный, не вышагнул от безысходности из окна, или тем паче, не рванул с дрекольем громить собственный опостылевший офис, капитализму надо как-то добиваться, чтобы белочка не помышляла выскочить из колеса. Для этого нужно для белочки создать какой-то личный и вкусный стимул в колесе всё-таки оставаться не смотря ни на что. Но вот вопрос - какой стимул. Призывать белочку к всеуровнему энтузязизьму не катит. Во-первых, как уже говорилось выше, энтузиазм надо воспитывать, а на это жалко и средств и кадров (да, ещё и стопроцентной гарантии успеха тоже нет), во-вторых это долго, а колесо должно крутиться вотпрямщас, в-третьих, над такими попытками будет откровенно ржать уже даже самая тупая белка. Сами прикиньте - героический труд на чужого пахана! Самоотречение во имя нового "мерседеса" дяди Васи! Да уж, бактерия, и та поймёт, что это вам не "идёт война народная", а что ж делать-то? А делать - вот что. Воспользоваться естественной человеческой потребностью "хотя бы плюс-минус соответствовать" (см. выше). Создать немудщрященькую, ёжику понятную убогую доктринку "сэлф мэнд мэна". Тому, кто будет соответствовать наобещать много-много стеклянных бус и огненной во... пардон - атрибутов красивой жизни. И ни в коем случае не дать понять, что за эти бумажки и железки придётся расплачиваться временем, здоровьем, совестью, общением и цельностью собственного "я". Насовать полные руки соблазнительных кредитов (чтобы, кроме пряника наличествовал и кнут). И белочка, как миленькая побежит, ещё и расталкивая мускулистым фитнессным задиком белок-конкурентов. А на тех, у кого в силу обстоятельств, собственно, и выбора-то нет: выскакивать ли из колеса, так тем и на пряниках можно сэкономить. Вынудить к рабскому существованию. Как пресловутых гастарбайтеров, например: или паши на наших условиях, или проваливай к себе в Молдавию подыхать. Рабам вообще не надо никакого простора для мысли и в идеале, никакого образования, рабам оно вредно (с точки зрения хозяев особенно). А кто и в рабство не пригоден, всякие там инвалиды-наркоманы, тех просто выбросим как мусор. И не забудем дать понять, что они - мусор, чтобы не рассчтывали даже на то, что мы им что-то там должны. С точки зрения чисто "экономики сиюминутной выгоды" всё правильно. Вот только человеком Разумным - мыслящим, ищущим, сострадающим, хотящим чего-то высокого и гордого, вечного с такой "правильностью" невозможно остаться быть. А только скотиной. Так что, как ни крути, а скотина капитализму выгодна. Более того, жизненно необходима. Без скотины как же капитализм сможет дальше быть? Курсы корпоративного гламурного хрюканья у нас уже на каждом углу, господа.
Большое картинкопсто. Исполняю свою угрозу. Сегодня для пробы отснял содержимое одной из папок. Кого предупреждали, того предупреждали, а кто предупреждён, тот сам себе злобный доктор Менгеле. ))
Мицубиси-лорд гордым профилем, гордо уходящий в светлое коммуни... анархическое будущее.
Большая и страшная акацука.
Цветочки десу. В реале картинка светлее немножко.
Кохи.
Рэнджровер. Один из любимейших мною, как аффтаром. Демон, покровительствующий криминалитету. Вообразите себе этакую психологическую помесь Гриммджоу с Кибой из "Волчьего дождя"...
Просто котэ.
Просто Итачи.
Лэндровер и Рэнджи. (Прим. аффтора: Это КАНОНИЧЫЙ ПЕЙРИНГ))).
Эсэсовец неизвестной этиологии.
Самая богоугодная картинка - ЧАЙ. ))
Сначала я подумал, что у меня начал рисоваться совсем юный Бьякуя. Но он сам сказал, что он - ильмариенский Ацумори. ))
А это мой фрасьонок рисовал веточку вишни. А теперь жутко смущается и пищит: "не пости!".
Богохульный чибик. ))
Это я просто тренировался. А вышло симпатично.
2\4 это тоже каноничный пейринг. ))
"В ожидании Солнца..."
Аффтор же сказал: это каноничный пейринг! ))
Котявка. Просто котявка.
Имицу-сама...
Мицубишечность...
Мои афйфторские фэнтезийные Тайра...
Адольфушко ))))
Я очень люблю деятелей НСДАП. Но - странною любовью. )))
Пейзаж из "чайной" серии. Однажды мне подарили коллекцию чаёв "Гринфилд". И я под самые понравившиеся начал рнисовать пейзажи. Это - "Delicate Keemun".
Это просто попытка изобразить большое собако...
"Чайная". "Magic Yunnan".
Открыточка для 1-го сентября.
"Чайная". "Fine Darjeeling".
В подарок нашему одержимому меганезийцу Ичимару.
Просто так.
Хёндай. Ауди. "Я знаю: если ты мечтаешь о чём-то - твой мир оживает..."
Лас-Ночеса кусок. Это чтоб вы сразу испугались и под море не лезли. ))
Снег сдаётся без боя - Всё же скоро апрель. Я ходил за тобою В голубую метель, Я писал тебе песни, Посвящал тебе сны, Но по-моему, вместе Мы весне не нужны.
Почему-то под солнцем Нам вдвоём не с руки, Так давай - не вернёмся, Так давай - ни строки. Улетают и тают В облаках поезда... Как умею - прощаю, Как могу - навсегда.
В блокноте подписано, что Сэлл, хотя по духу не его.
******************************
Откровенности две чашки И предательства две фразы... Жечь надежды лучше разом, Всё другое - прах бумажный.
Всё другое - шёпот снега, Не растаявшего в душах, И прозрение, что не был Я тебе особо нужен.
Обречённости две чашки И бессилия два слова. Я тебя теряю снова, Остальное всё не важно.
Ночь подслушивает робко, Время приостановилось. Ночи жутко: что случилось В тесной кухоньке-коробке?
Одиночества две чашки. Сахар медленно мешаем. Завтра оба уезжаем, Остальное всё не страшно.
Знанье: нас уже не двое. Шоколадное печенье. В двух шагах от отреченья Чаепитие ночное...
Хельмутёнок. Которому грустно было терять друзей.
*****************************
Надменная и красная луна, Предчувствия и тени на песке. Удушлива, бессонна, так длинна Ночь. У судьбы весы дрожат в руке.
Ночь, полная крадущихся шагов, Боль у висков, истома гулких зал... В такие ночи боги - далеко, А демоны глядят глаза в глаза.
И призраки мерцают в зеркалах, И мысли - как зелёная вода, И стуки-вздохи-шорохи. И страх, Пришедший ниоткуда навсегда.
И в пальцах колко крошится мелок. И в венах гулко плещется испуг. Кого-то ждёт мерцающий песок, И тишина стозвонная вокруг.
И так далёк спасительный рассвет, И так невыносимо среди стен... И хищной птицы ломкий силуэт Над обречённым в мёртвой высоте.
Ночь Гаары перед нападением Акацуки. Странно, что этог не Сэлл писал, а чётко Улькиорра.
Лыт - мяу - дыбр! (С пикспамом причём))). В воскресенье фрасьоныш таки исполнил давнюю угрозу и вытащил меня гулять на свою историческую родину - в Кронштадт. Смешно и даже обидно, но раньше нелёгкая заносила меня туда один раз, очень давно и в большой шумной компании, которая на тот момент интересовала меня гораздо больше, чем город. А тут я приехал - и влюбился сразу, с первого глотка кронштадского воздуха. Жаль, что времени было мало, часа три на всё про всё, включая дорогу на автобусе. Поэтому облазить успели совсем немного, только самый центр. Самый центр - это эклектика, много-много морской символики, что логично, и невероятное количество каких-то маленьких уютных мостиков. И - чистота. Наверное, военные следят за мусором, точнее, за тем, чтобы его не бросали. Военных очень много, что, опять же, логично. Площадь со знаменитым Морским собором на реставрации, огорожена и туда нельзя. Сэлл скаламбурил: площадь Собора за Забором. Ещё бэроносный долго каваился на морские мины, художественно разбросанные возле какого-то КПП и его шлагбаум, сделанный из узкого корпуса настоящей торпеды. Щёлкнуть милитаристский креатив я не рискнул - вдруг это запрещено, и кто-нибудь вылезет давать сухопутной крыске суровой военно-морской п...ды? Зато с радостным писком снимал всё остальное.
Местный Гостиный двор. В котором мы с энтузиазмом пробубенили все наличные деньги. Здание позитивно жёлтенькое и с галереей - всё как у питерского старшего брата. И с фонарями интересными.
В грешном Контакте есть приложение под названием "Кварталы" - надо бродить по виртуальному ностальгически-советскому городу икаждый шаг фотографиговать. Кронштадт напоминает это приложение - в нём тоже стоит фотографировать каждый шаг. Только что денег за это не дают и звёздочек опыта.
А надо всем этим - пронзительное мартовское небо.
Памятник адмиралу Беллинсгаузену.
Продолжаю играть в "Кварталы". ))
Кстати, в Кронштадте не заморачивались с возвращением исторических названий улиц и прочих городских объектов. (Бедствие, в своё время вызвавшее дикую путаницу в головах питерцев). Там разве что поместят под табличкой "Коммунистическая ул." скромное добавление: "Бывш. Княжеская". Так что - назад в СССР все желающие.
Ещё в Кронштадте, как и в Питере тоже есть Обводный канал.
Памятный знак в честь погибщих матросов. А рядом есть длинная стена с гранитными досками, на которых отмечены главные печальные вехи кронштадской морской истории.
Такой сурьёзный-пресурьёзный фрасьоныш. Замучен тяжёлой неволей несносным пакетом с последствиями нашей расточительности
И опять мы куда-то идём, идём, идём. Играя в "Кварталы".
В числе всего прочего обнаружилась весьма соблазнительная заброшенка. В которую нам всё-таки хватило хладнокровия не полезть, так как мало времени. Но появился ещё один пункт в и без того обширных планах на лето.
Памятник Петру Великому, отцу и основателю тут вусего. К морю передом, а к подданным задом.
Изумительно красиво отразился в лужах закат.
Вдохновившись суровым отцом и основателем, мы таки вышли к морю. Правда, пробыли там совсем недолго, ибо замёрзли, как сталинградские фрицы - продувает на берегу тоже весьма сурово.
Продвигаемся потихонечку обратно. Мимо Итальянского пруда, по берегу которого в живописном беспорядке разбросаны пушки вида, до странности мирного и безобидного.
Не забываем играть в "Кварталы"!
Обнаружился и Вечно-Живой. На проспекте имени себя же.
И ещё одна достопримечательность - гостеприимно открытый подъезд. Где и когда вы в последний раз видели открытый подъезд?
В магазине, куда мы зашли в поисках чего-нибудь экспресс-съедобного гордо греется вот такое вот позитивное животное.
А съедобное отыскалось совсем рядом. В вот такой тоже совершенно ностальгической закусочной. Там подают изумительно вкусную тушёную курицу по цене настолько смешной, что если я её назову, мне никто не поверит. На всё остальное цены ещё смешнее.
А когда мы оттуда вышли ( в состоянии шариков-кошариков), было уже совсем темно.
Говорят, если хочешь куда-то вернуться, надо бросить монетку. Это мы, конечно, сделать забыли. Но всё равно собираемся ещё не раз вернуться.
Утром одной ночи. 1. И площадь медленно плыла, И плакала луна над крышами О том, что сказка не пришла, О том, что просьба не услышана. И город не запомнил нас Прекрасными, как сны о вечности, Нас эта бледная луна Не подарила человечеству. А мы могли бы мир спасти От одиночества и холода, А мы могли бы мир простить За то, что лишни мы у города. Но ничего иного нет, И продолженья не получится, И площадь обреченно учится Встречать безжалостный рассвет.
2. Как из старой детской сказки - «Площадь Трех Грузовиков...» Выйдешь в ночь и станет ясно Все без слов. И последнего трамвая Звон, ночного моря блеск Я в мгновения сплетаю На земле. Дан лишь миг, как в древней песне, Миг, чтоб добежать сюда. Утром мы не будем вместе Никогда.
3. Чердачная кошка Луна Залезла на теплую крышу... Рассвета не будет, поверь Нас Город услышит. Прозрачным проклятьем окна От нас всех чужих отлучили. И верная стражница-дверь Наш свет сохранила. О том, что тебе я скажу На лестнице старой Узнает последний трамвай И наша гитара. Чердачная кошка Луна Сбежит от рассвета... А площадь останется в нас И в снах...
4. Солнышком зову, сном и волшебством, Лучшею из грез сущей наяву, И одним теплом слова твоего, И одним окном дома твоего На земле без слез проживу!
30 июня.
* * * Посмотри - звезда зеленая! А такие в мире есть? Ночью каменно-бессонною Мне с тобой не страшно здесь...
Ночью призрачно осеннею Город от ветров устал. Встали стенами сомнения Площадями - пустота.
Но доверчиво, утешенно, Покорившись тишине В эти холода кромешные Буду думать о весне.
На губах от слова солоно От простого слова «дом». Я усну в ладонях города Улыбаясь ни о чем.
Тихих ливней перезвонами Сказку ночь нашепчет нам И одна звезда зеленая Не устанет у окна.
******* На переезд
Просто счастье - без примесей Пело снами цветными. Было лето на Выборгской С поездами ночными.
И дожди были чистыми И светились дороги, Было лето на Выборгской - То покой, то тревоги.
Завтра вещи довынесем, Сдать ключи не забуду... Звал я летом на, Выборгской Ежедневное чудо.
Разве было особенным Это место? Рассмейся - Тополя, да колдобины, Да трамвайные рельсы.
Но, там перед рассветами Где-то чайки кричали, Пахли травы секретами, Пахли стены свечами.
Все слова были искренни, Ночь нам, вечно неспящим, Ворожила на Выборгской Электричкой звенящей.
Просто не было выбора, Просто некуда деться, Оставляю на Выборгской Лишним ставшее сердце.
* * * Мисти
Скоро стану привычным, Изотрусь, как монета, Буду тщательно познан от сих и сих. Но серебряным светом Ласкающим светом Пролегла моя трасса до окон твоих.
Я устану быть сильным, Научусь твоим страхам И в сует суете обнаружу уют. Но тяжелым дыханьем Полночного мрака Не наполнит бессилие душу твою.
И останется память, И отыщется вера И доверчиво в комнату вступит заря, И любимый твой цвет Снова будет не серый, Потому что я был в этом мире не зря.
Будут петь электрички, Лягут карты к удаче, И под крыльями вздрогнет прозрачная тишь. Пусть я буду привычным, Пусть я буду незначащ, Но мне вслед с благодарностью ты поглядишь.
Пусть я буду ненужным, Безнадежно допетым, Так что нечего больше искать и таить, Но серебряным светом Ласкающим светом Я клочок твоей жизни сумел напоить.
* * * Мисти
Не по этим плечам бремя мира для взрослых - Он темнее и строже, чем можно простить Пустякам как святыням учиться не просто По развалинам грез налегке не пройти.
Не по этой руку груз непрошеных истин, От которых тихонько мертвеет душа, Неумение жить называется жизнью И капризом - уменье ему помешать.
Невеселые сны не бывают цветными, Недожитая сказка кровит, но зато Здесь вокруг мудрецы с головами седыми Принимают в свой круг ни за что ни про что.
Но взгляни - облака строят город на небе, Но услышь - электричка пропела вдали И в сравнении с этим смешно и нелепо Все, что мудрые взрослые люди нам наплели.
Значит сны наши будут душисты и пестры И серебряной лентой проляжет шоссе И в пути мы найдем по сто тысяч вопросов И счастливой улыбкой ответим на все. * * * Мисти
Святая девочка поет На незнакомом языке, И суетящийся народ Ее обходит, как чумную.
Святая девочка живет Со звездами накоротке, Для понтиаков и тойот О вечности благовествуя.
Святая девочка в метро Живет, а дома ест и спит, И улыбается хитро В ответ привычному "шальная"
Святая девочка Добро И Зло познала без обид. Она поет у трех дорог, Не тронь ее - она святая.
Святая девочка верна Своим излюбленным местам, Сидит одна в чужом дворе Стихи о странном сочиняя.
Святая девочка больна - Больна тоской по скоростям, Ее слезами мир согрет, Она того не понимает.
Святая девочка спешит По тысяче ненужных дел, В пустом автобусе сидит, Тихонько что-то напевая.
А у окна ее висит Звезда, и ведомо звезде, Что в этом мире есть святая. * * * Совершенным быть, безупречным, Божеством и никак не хуже... Я с Гражданки, я с Черной речки, Я такой никому не нужен.
Светлый демон иного мира Грустный сон площадей нездешних... А ведь здесь у меня квартира, Арендованная, конечно.
Я трамвайным кольцом повенчан С Тихорецким и Малой Охтой, Я твоим Озеркам обещан, Я твоими Ручьями проклят.
Я до дна Оккервилем выпит И Hевою отмыт до блеска Выбор местожительства - выбор, Что был сделан не мной, а местом.
Ты катаешь меня в трамвае, Ты показываешь закаты И забота тебе какая, Кем я был так давно, когда-то.
Я умею быть злым и гордым, Не забыл, что я ниоткуда... Пискаревка! Прости мне, город... Ты прости, я больше не буду. * * * Мисти Идти, дверям не доверяя, Сквозь мир, что холоден и чужд Десяткам хищных мелких нужд Себя безжалостно швыряя,
Идти покорно на закланье К недобрым серым чудесам, И завещав святыню псам, Взамен поймать непониманье.
Непониманье смысла бега Сквозь строй ненужностей твоих. Ты назвала послушно их Предназначеньем человека.
Зачем жестокая привычка Себя по каплям отменять Тебя заставила предать Зов сумасшедшей электрички,
Окно, распахнутое в ливень, И наши свечи, наши сны, И веру, что пути ясны И счастье - делать мир счастливым? * * * Когда приходит мое маленькое нахальное счастье, я...
Строки стали приходить реже, Вероломные они, строки. Я в одном уверен, жестоким Этот мир был до тебя – прежде.
А теперь стал этот мир – добрым И добрей теперь и я буду Вместе с маленьким моим чудом В мою жизнь вошло тепло дома.
И осмыслен я теперь – встречей, Я очищен твоих глаз светом Пусть кончается уже лето – Ты от осени меня лечишь.
Хочешь, я тебе отдам – город, Будем вместе ждать лучей вешних? Но какой же страшный был холод В этом мире до тебя прежде!
Пока повторял я: «О кукушка, кукушка!» Рассвет уже наступил. Тиэ из Кага.
1. Пока я повторял: «О электрички ночные» Превратиться успели они В электрички рассвета.
2. Вот так и уходит время Вот так я делаюсь старше И золотом ласковым В сердце копится Город.
3. Жизнь, говорят, коротка, Но как же это бывает – Миг песни ночного поезда Целую жизнь вместил?
4. Блики огней твоих, поезд На снежной пустыне потолка Задержались бы вы дольше мига – И я бы дождался проталин.
5. В честь твою, мелькнувшая вдали электричка, Сам для себя в темноте Тихую мессу служу.
6. Уже крики протяжные чаек Слышу от близкой Невы Светлеет, но только минуту назад Я на ночь отнес Чайник на кухню.
7. Мой четвертый этаж – Между небом и мной Только гремучая крыша И кажется – прямо над ней Утренний поезд поет.
* * * Проснувшись зачем-то перед рассветом пил чай в темноте и тишине один в комнате с окнами на железнодорожную линию.
* * * Наверное, это простая усталость Все меньше во мне и восторга и страха И света. И мрака.
Наверное, это я просто взрослею Я делаюсь злее, я делаюсь суше Я делаюсь чуже.
Наверное, это, увы, неизбежно Где прежняя к жизни щемящая нежность? Взамен – безмятежность...
Наверное, это я просто взрослею. Наверное, это я преодолею. В борьбе с суетой устаю, уцелею А как же иначе? Иначе я жить не посмею...
* * * Слабый не презренен, он храним Вечностью и мигом, тьмой и светом Правом греть и правом быть согретым Правом быть ничтожным иль святым.
Слабый не презренен, он призрен Всей своей родней – лучом, цветком Ничему не предстающий злом, Слабости венец благословен.
Сильный не превыше, он привык Изменять, вершить, кроить и резать, Высекать мечты свою железом, И глядеть, как равный в божий лик.
Сильный не превыше. Он колен Не преклонит перед Тьмой самой Слабым обещающий покой, Сильного венец благословен.
Мудростью прекрасен тот, кто мир Не делил на сильных и на слабых Истины взыскуя, а не славы Суетой себя не истомил.
Не предать себя хватает сил, Слабости – чужого не отнять, Все понять, лишь Вечное принять... Мудрости венец бы мне носить!
* * * Обойдешься ли ты без меня, земля? И земля сказала, пожалуй, да. – Без тебя дождутся весны тополя И не прекратят ходить поезда.
В квартирку маленькую твою Внесет чемоданы другой чудак. И птицы, что под окном поют Без тебя продолжат петь точно так.
Не высохнет ни один ручей Преступник кары не избежит, А та, которую звал своей, Помечется, да и станет жить.
Все точно так же будет, когда Тебя живым перестанут звать, Стояла века и буду стоять, Но вот опустею – пожалуй, да...
На миг, на строчку, на смех, на стон, На старую дверь твоего жилья, На день весны, на лохматый пион – На целый мир опустею я.
* * * Эвкалиптовые листья Поселились на столе Холод бродит близко-близко Холод бродит по земле
Небеса прозрачно-звонуи Сны прозрачны дни легки И в зеленом тонки-тонки Золотистые мазки
Лето медлит, как заклятое День все так же ярок, но В полдесятого На улице темно.
* * * Когда не верится В беспросветные Ноябрьские дожди И небо – щедрое Еще по-летнему Нельзя прощаться И уходить Иначе станется – Так будет помниться: С тобою вместе С земли ушло В последних числах Этого августа Тобой украденное тепло. Звучит наивно, Почти как в сказке Это ужасно Нелепо, но Здесь осень властвует И ты виной.
Охх... Пересмотрел, выгреб очепятки... Заодно поужасался тому, какой я тогда был маленький и наивный - какие неуклюжие допускал строчки и тяжеловесность чудовищная кое-где, и... Впрочем, сейчас я тоже не без греха. А кто без греха? Но ревнителям чистоты стиля под море лучше не лазить.
Пушистый Ассидь, я сделал это. Первый вариант Перекрёсточки. (На мой взгляд, не очень удачный, да и фото не особо, хотя я и мучился долго, пробуя это отснять в разных режимах). Но тем не менее - картинка номер раз тебя ждёт.
Немножечко весеннего Сестрорецка. Всё серебряное на лазурном и много весьма самодостаточного полосатика, обитающего под крыльцом привокзального торгового центра (Да, ДЕРЕВЯННЫЙ торговый центр может быть только у нас). Полосатик покорил изумительной фотогеничностью, но гладиться и тискаться наотрез отказался. (Зато пришла потискаться добрейшая золотисто-рыжая псина типа "двортерьер-классик", которая наоборот, утопила нас в море беспредельной собачьей нежности, а вот сниматься наотрез отказалась).
Время очень похоже на море, им пахнет так нежно. Электрички из разных миров замыкают круги. Город стал в эту ночь серебристым, мерцающе-снежным, Город - строчка из сказки, эпиграф для сказок других.
Белый кот через двор с королевским ступает величьем, Он-то знает, что мир изменился - в нём проще теперь Верить в счастье - любое: людское, кошачье ли, птичье И пытаться Судьбу разглядеть в привокзальной толпе.
Год подводит итоги, везде мандарины и свечи. Кот подводит итоги: здесь, в общем-то, всё ничего. Всё плохое уходит, гирлянду набросив на плечи, И в честь праздника мы на прощанье прощаем его.
Кот тихонько мурчит в унисон с близким временем-морем, Мягкой лапкой небрежно стирает границы пространств. Кот мурчит, уверяя: усталости, страха и горя Не останется в городе вот уже завтра с утра.
Серебринки чудес в ритме вальса слетают на крыши. Мишура продаётся со скидкой пучок на пятак... Мы с тобой за год стали друг другу немножечко ближе, Ну, а всё остальное здесь, в общем, неплохо и так.
Я устал от чужих перемен, От непринятых рук, Возвращений внезапных Свинцового снега в апреле, Просыпаться усталым устал, Знать, что вновь не умру Оттого, что так пусто В небесной холодной купели.
Я устал открывать Мрази двери и душу тоске, От отсутствия взрывов устал, И бывать не собою, Уходить в никуда по-английски, Брести налегке Вдоль по линии фронта Любви, что безжалостней боя.
Я устал от похмелья В чужом всечумейшем пиру, От брехла, от реклам, От рекламы брехливых дешёвок, От кокетливых хвостиков, Красных смертей на миру, И свободной продажи Предателей старых и новых.
От ничтожества жестов И злого бессилия слов, Виртуальных покойников, Радуг в бензиновых лужах, От вранья, от зверья, От битья головой о стекло, От того, что тому-одному Почему-то не нужен,
Я устал от пустот, от сует, От случайных утрат, От несказанных слов, И от снов, где по капельке слепну, И превыше всего Я устал, просыпаясь с утра, На вопрос "как дела?" Вам отстукивать "Великолепно!".
Слаще всех напитков не страсть, а власть, Но она оплатится бездной бездн. Станешь ты, мой вождь, предавать и красть, Чтоб хоть миг держаться за край небес.
Безнадёжен бой у мечты с судьбой. Разве дерзость вечности дорога? Станешь ты, мой вождь, воевать с собой, А положишь тысячи на снега.
Во вселенной логики не найдёшь. Справедливцы-боги пьяны и спят. Проклянут победы твои, мой вождь, А за пораженья благословят.
Мир живых стоит на деньгах и зле, Скажут нам: в нём не за что умирать... Будут, вождь мой, здесь через много лет Побеждённых дети в тебя играть.
Шаг в бессмертье сделан, нельзя назад, Зря ли твой кровавый орёл летел?.. Ныне скажут: был ты и прав и свят, О мой вождь, ты этого ли хотел?
Продолжение пикспама Во Имя Порядка. Здесь помимо прочего, много артов по одной из моих историй, которая "в процессе производства". Надо будет, кстати, раз уж я повадился спамить собственными персонажами, сделать псто с краткими аннотациямипроектов, из коих эти персонажи выползли. Чтобы была ясность и всё такое.
Хёндай и Киёмори это тоже не пейринг. Просто их судьбы неким магическим актом навеки связаны со сложным обоснуем, которым лучше здесь всё-таки не спамить. (А наспамить отдельным постом про это и про всю Ту-Самую сразу))
Оннаэр Стеллз, древний такой дядька из Сфер...
Товарищ Рём заваривает политическую кашу. Вся надпись не влезла. Ох, боюсь, за кавайных нацистских чибиков меня будут бить и наци и их противники. Но из песни слова не выкинешь, когда-то ведь было...
Во времена Второй Мировой была популярная тема для карикатур: Геббельс в виде обезьянки, или крысы едет на плече у Гитлера. А мне однажды представилось: как это выглядело бы в аниме. ))
Новогодняя "адольфинка". Рисовалось в подарок одному знакомому РНЕшнику. А он не забрал.
И опять неподражаемый Имицу-сама...
И Наркотворец.
... Который любит чай. В айзеновских количествах.
Я соврал, оказывается. Таки нашлась ещё одна приличная Мерсенька.
Роскошный хайр великого Масакадо. ))))
Культурное растение...
И некультурное.
Что-то у меня переизбыток Монтеррея, товарисчи.
Тоже просто так, глюк какой-то...
И Ауди нашлась. В боевой форме.
Чуть ли не самый древний из сохранившихся рисунков.
Стыд и позор, но в серванте нашлась одна-единственная приличная Бэха. Сжечь меня на костре. А ещё лучше - приковать к секретеру и не отпускать, пока всех деятелей обоих Автосалонов не отрисую.
Мерзя... Ой, в смысле АстроМерс. Куда девались все остальные арты с ней, британские учёные не знают, хотя, помнится, любимая в рисовальном отношении персонажка была...
Наше всепартийное несчастье чудо и солнышко Шелленберг.
Просто так, дух огня какой-то.
Ацумявушка спит. ) С ним всё необходимое - флейта, апельсины и плюшевый Ёритомо. ))
Тоже просто что-то там как-то так...
Киёмори из Той-Самой словески. Персонажей тайровских-оттудовских вообще много рисовалось. И кое-что даже сохранилось.
АстроОпель.
Такие странные Вайсс...
Ещё Ацумори ))
Его неминамотское Пушичество Миакори-сама. ))
Мои извращения на тему "Призрака Оперы". Ага, а ещё в доме бытует любимое ругательство - "Йоперный призрак!"
Масакадо из Той-Самой.
Совсем юный Киёмори из Той-Самой.
Котомыш (боевой)))
Пояснялочка: о Мелькоре написали ЧКА, об Иларе - ОСВ, а бедный Адька из "Возрождённых" вынужден сам пахать. А что может сочинить Адольф Гитлер, будь он тридцать восемь раз искусственного происхождения? )))
Под стеной Ити-но-Тани Что-то странное творится: Все орут, ряды смешались, Суета и кутерьма. Самурай из рода Тайра Гэндзи победить грозится, Сразу видно – камикадзе, Или выжил из ума.
читать дальше бессовестный стёб и тайрохульствоМинамото восемь-на-семь, Двадцать две войны прошел он, С ним сам Хатиман, наверно, Не сравнится ни фига, Тайра тоненький, печальный, Весь обмотан алым шелком, Одного удара хватит На подобного врага.
Гэндзи смотрит офигело – Схватки, видимо, не будет, Но от вызова позорно Отказаться, так и быть. Если этот рокухарец Так соскучился по Будде, То от Гэндзи не убудет Ему в этом пособить.
Вот пошли они рубиться, Возгласив деянья предков. Минамотский меч сверкает, Точно молния с небес. Тайра вертким оказался И вдобавок даже вредным – Только что стоял вот здеся, А теперь гляди – исчез.
Ладно, просто б от катаны Уходил, как хренов ниндзя, Тайра взял в ладони флейту И поднес ее к губам. Зазвучал мотив хэйанский Полный ласковой харизмы И подумал Минамото, Что теперь ему труба.
Ведь своим суровым слухом Он ловил лишь звуки брани, Он в Канто своем далеком Суть вещей не понимал. Бой есть бой и Минамото Снова рубанул катаной, Тайра ловко отклонился И играть не перестал.
Он играл, а бедный Гэндзи Плакал, как большой ребенок, Отшвырнул свою катану И закрылся рукавом. Ропщут рати Минамото Их пробрало до печенок И балдеют рати Тайра – Им, столичным, ничего.
Гэндзи рухнул на колени, Он стонал и извинялся, Рвался сделать харакири Иль податься в монастырь, Негодяй из дома Тайра Все равно не унимался, Он играл, пока всех Гэндзи Не замучил жгучий стыд.
А мотив хэйанский лился Светлый, чистый и манящий, Безмятежный и прекрасный, И не выстоял никто. В общем так: все войско Гэндзи Волшебством искусств изящных Так прониклось, что решило Наплевать на бусидо,
Подобреть, переодеться, Навсегда разоружиться Суть вещей познать и с Тайра Перебраться жить в Хэйан. Так ли было в самом деле – Уточни у очевидца, Подтвердит мои слова он, Если дожил и не пьян.
Мысли о страхах. Разговорились мы сегодня о фобиях. И я решил, здесь коротенько сформулировать выжимки из этого разговора, вдруг кому интересно станет подискутировать.
Страхи, как известно, делятся на рациональные и иррациональные. С первыми всё более-менее ясно, а вторые можно тоже разделить на две группы: посттравматические и танатогенные.С первыми, опять же, всё более-менее понятно - допустим, если на человека напали грабители, выскочив из ярко-красной машины, он может начать бояться грабителей и ярко-красных машин (а уж грабителей на ярко-красных машинах - вообще сам Бог велел, даже если они заведомо приехали к ненавистной тёще )). Сюда же, пожалуй, можно отнести и все навязчивые страхи по поводу реально опасных, хотя и маловероятных вещей (разорения, катастрофы, смертельного заболевания и т. д.) В этом случае травмой может быть слишком яркое осознание такой вот "радужной" перспективы. Например, вынужденный наблюдать за тем, как опухоль медленно губила его родственника, человек может сделаться канцерофобом, хотя он сам к онкологическим заболеваниям совершенно не предрасположен.
мыслию по древу без особой цели и смысла Но есть и другие стравхи, обычно иррациональными называют как раз прежде всего их. Это страхи перед чем-либо объективно не опасным (или опасным в ничтожной степени), но воспринимаемым как "зловуещее" и\или "предельно отвратительное" - страх насекомых, червей, крыс, темноты, кукол, кладбищ, зеркал, уродств, трупов, водорослей, да мало ди ещё чего. Я где-то читал теорию, гласящую, что такого рода страхи приходят к людям из генетической памяти, из поколения в поколения передаваясь с тех додревних времён, когда нашествие крыс действительно означало голод, и хорошо, если не чуму, а калек сбрасывали со скалы, так как племя не имело возможности их прокормить. Такое объяснение кажется логичным, но как быть с тем, что существуют вполне себе распространённые фобии, предмет которых к генетической памяти о детстве человечества не привяжешь никак, потому что в доисторические времена эти предметы или ещё не были изобретены, или уже тогда не являлись объективно опасными? И кстати, если объяснять иррациональные страхи только генетической памятью, как быть с тем, что опасности пещерных времён были общими для всех, а фобии у современных людей строго индивидуальны? Тот же голод из-за того, что грызуны сточили запасы на зиму - беда общая, следовательно и генетический страх перед грызунами должен быть общим, но на практике-то этого не происходит.
Может быть, объективная опасность тут вообще за скобками, как и генетическая память, а все подобные фобии объединяет между собой один более глубинный фактор? А именно - предметы всех таких фобий вызывают ужас и омерзение только потому что так, или иначе бессознательно ассоциируются со смертью? Может, всё это - разные лики танатофобии (которая в той, или иной степени присуща всем без исключения)? Причём, как раз ассоциации - дело только личное, строго индивидуальное. Почему, например, могут вызывать такой ужас черви, или другие мелкие мерзко копошащиеся существа? Потому что как раз копошатся-то они чаще всего в чём? Правильно - в чём-либо негодном, гнилом, в отходах жизнедеятельности, а то и вовсе - в умерщвлённой плоти! Почему многих пугают куклы и манекены? Именно потому, что это - неживое и никогда не бывшее живым подобие человека. Многих и клоуны пугают - на мой взгляд, по этой же причине: человек нелепо одет и размалёван, кривляется, то-есть, ведёт себя не как настоящий человек, а как некая пародия, двойник, наделённый лишь гнусным подобием жизни. Страх перед уродами и мутантами с этой точки зрения получается того же свойства - нечто искажено настолько, что не может быть живым, но, однако, живое, шевелится... Шевелится, гадина такая, ярко иллюстрируя исчезающую тонкость грани между бытиём и небытиём, целостностью и разложением, существованием и несуществованием. А уж о мистическом страхе перед зеркалами, мертвецами (в том числе, ожившими мертвецами) и предметами погребального назначения написаны тома и тома. Ещё бы - первые демонстрируют заглянувшему точнейшее неживое подобие его самого, вторые и третью ассоциируются со смертью и разложением напрямую. Раны, текущая кровь (крови тоже боятся многие) - тоже туда же, ведь именно с кровью уходит из человека и жизнь... В общем, получается, что так, или иначе любой наш иррациональный страх - это страх приоткрывающейся двери в несуществование. Зачастую рука об руку со страхом идёт потребность его преодолеть, освободиться от него. Страх смерти не исключение, более того, он - наш самый главный, первоосновной и кардинальный страх, поэтому и потребность как-то защититься от него, как-то противостоять ему по силе, наверное, уже равна физиологической. Именно поэтому нас в какой-то степени привлекает всё некроидное, поэтому мы прогуливаемся по кладбищам, скачиваем фильмы ужзасов и, кляня себя за дурость, останавливаемся поглазеть на аварию. Ужасающее привлекательно именно потому что сознательное и волевое взаимодействие с предметом страха отвлекает от самого страха. Чего бы мы не боялись, если мы при этом как-то действуем, страх теряет над нами власть, хотя бы частично. К тому же, применительно к страху перед несуществованием, взгляд-на-мёртвое - это возможность ещё раз бессознательно убедиться: мы-то - настоящие и живые, для нас граница между бытиём и небытиём по-прежнему прочна. Наверное, именно потому многие люди признаются, что прогулки по кладбищам и развалинам их успокаивают. При этом, конечно, мало кто способен прямо поглядеть в глаза своему "собственному" лику смерти, вряд ли гленофоб решит стать кукольным мастером, скорре уж "выберет" для компенсации другой некропредмет, менее ужасный для него лично, с ним проще взаимодействовать, так как страх перед ним не настолько парализует волю. Ужас близости несуществования приходит к человеку довольно рано, в средней медицинской норме ребёнок 5 - 6 лет уже начинает задумываться о смерти и всём, что с ней связано. Тогда же рождается и потребность этому ужасу противостоять. Ребёнок может начать играть в похороны, или, допустим, "убивать" кукол, раздирать на части насекомых, рисовать чудовищ и сцены насилия и т. д. (Вычитал в книжке по возрастной психологии, да и в реальной жизни наблюдал). Позже, по мере взросления личности эта "детская непосредственность" в исследовании жизни и смерти проходит, танатофобия и её компенсация принимает более сложные формы (религиозного поиска, например), но так, или иначе, остаётся с человеком на всю жизн6ь. Вот, казалось бы, пресловутое фрейдовское "мортидо" - бессознательное стремление к смерти. На самом же деле, как мне кажется, никакого отдельно взятого "стремления" к смерти у психически здорового человека не существует, то, что можно принять за "мортидо" - всего лишь потребность компенсировать страх небытия.
И последнее. Предположение о том, почему некоторые люди становятся серийными убийцами и прочими маньяками. В их случаях страх собственного несуществования постепенно приобретает беспредельно огромные размеры, становится всепоглощающим, перевращается в едва ли не единственный фон жалкого бытия. А такой чудовищный страх однажды начинает требовать столь же чудовищной компенсации. Чтобы хоть на несколько часов получить подтверждение собственного существования, подобному убийце надо почувствовать власть над жизнью и смертью. Чужой. Независимо существующего человека жизнью и смертью. Не случайно, наверное, если открыть биографии знаменитых серийщиков, то можно заметить кое-что общее. Во-первых, практически любой из них имел несчастное детство, и был в этом самом детстве натурой мрачной, безрадостной, закоплексованной, зачастую с отставанием в психоэмоциональном развитии и начатками садистского поведения, или другими навязчивыми проявлениями некро-интереса. Во-вторых, в перерывах между убийствами все эти "душители" и "потрошители" настолько легко притворялись нормальными людьми, что зачастую их родные и знакомые до последнего не могли поверить в страшную правду о человеке, которого они считали совершенно безобидным и даже добрым. И в-третьих, почти все маньяки вели подробнейшие дневники, или фото- и видеохроники своих преступлений, либо хранили у себя дома останки жертв. Не просматривается ли в этом следующая схема: одинокий и депрессивный, по большому счёту никому не нужный, а часто ещё и подвергавшийся насилию ребёнок, взрослея, постепенно сходит с ума от собственных иррациональных страхов, а потом начинает компенсировать эти страхи самым скотским и чудовищным образом? В этом случае, высшая мера наказание - всё, что можно сделать для "душителей" и "потрошителей", ведь, как известно, лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
* * Странное это слово - зло... ...В одном маленьком мире жил юный и дерзкий бог. Он был могуч и прекрасен и в сердце его горела великая любовь ко всему сущему. Однажды, когда зимние бури грохотали в горах и мертвенным серо-свинцовым льдом покрылось море, богу подумалось: - Зачем холода?.. В прекрасном мире так не хватает тепла и от этого ему больно... И юный бог решил создать второе Солнце. Создать Солнце? Но это же так трудно, почти невозможно, для этого ты должен отдать все силы, всю любовь к жизни, и обречь себя на вечную муку опустошения и навсегда забыть покой, потому что никогда больше не сможешь ты сотворить ничего, равного тому, что уже свершил, а деяния менее великие уже не принесут удовлетворения тому, кто однажды смог зажечь новое Солнце. Но он был готов к этому, юный, дерзкий бог. И начал он труд свой, величию которого дивились люди и другие боги, и никто не верил в успех, хотя все желали ему удачи. И отдал он новому Солнцу все силы свои, все знания свои и всю радость свою. И почти завершен был труд его, но пока мертвым и мертвенным было новое Солнце. И юный дерзкий бог вырвал из груди свое сердце и увидел, что оно горит белым чистым горячим солнечным пламенем и отдал сердце - Солнцу. И тогда взошло оно - живое, неугасимое и прогнало тени ночи. И льды растаяли и изумрудным ковром трав покрылись неприветливые, еще недавно скованные вечным холодом каменистые пустоши севера. И создатель Солнца улыбался и счастливо смеялись люди... А новое светило разгоралось все жарче, и плодородные земли превращались в пустыни, и таяли вечные льды на горных вершинах, превращаясь в бурлящие потоки, сметающие все на своем пути. Но их волну не в силах были отсудить раскаленный песок пустынь и застилали белое безжизненное небо клубы горячего пара. И падали на сожженную землю горячие дожди... И ночь стала коротким черным промельком меж бело-раскаленными днями. Невыносимый жар пробудил к жизни чудовищные формы растений и в изменившихся лесах привычные звери перерождались в страшилищ и дохли рыбы в горячих реках. И стали вымирать люди и прокляли Создавшего Солнца. И братья- боги осудили его на вечную муку. Но не дался он в руки им. Ни жалость, ни раскаянье, ни даже страх не смущали его покоя, ибо был он теперь лишившийся сердца - Бессердечный Бог. Так мучительно погибал далекий маленький мир - одна из бесчисленных алмазных искр во Вселенной. И вместе с ним погасла и жизнь бога без сердца, лишь два равнодушных Солнца продолжали источать равнодушный свет. И на веки вечные предано проклятию и забвению имя Бессердечного Бога... Странное это слово - зло...
* * * Пар от дыхания и сигаретный дым вплетаются в странную хрустальную сказку туманной мартовской ночи... Когда мы уйдем, останется дым наших сигарет в кружеве тумана. Когда даже память о нас смоют волны бесчисленных дней, мы останемся, останется воздух, которым мы дышим и земля, по которой мы ходим. Останется отзвук нашего смеха и серебряная влага наших слез. Останется тень нашей радости и нашей скорби, все что мы сказали и не сказали, все что пережили и перечувствовали, все, о чем мы плакали и пели, все, чему удивлялись и радовались... Я стану чьей-нибудь болью, ты будешь чьей-то Надеждой. Мы останемся, мы будем танцем теней на стене в рассеянном розовом свете фонаря, алмазной песней дождевых струй, тихим вздохом летнего ветра, нежностью зорь, запахом трав... Мы останемся тем что чувствовали, перестав дышать, мы станем дыханьем, перестав быть в мире мы станем - мгновеньями бытия. И те, кто будет после нас будут такими как мы. Они будут дышать и верить, петь и плакать, вплетать дым своих сигарет в туман мартовской ночи... Смерти не существует!
**************************************************************** Протяни мне Звенящие автострады строк. Помоги мне Увидеть звезды на потолке. Позвони мне С небес и скажи «приезжай». Покажи мне Цветы, не умирающие на снегу. Дай мне смысл Этих улиц, этих дней и ночей. Дай мне Согреться Светом Твоего золотого окна.
Ой, склероз-склероз... ... Не склерозь меня! У меня на компе есть, что логично, папки для семейно-дурдомной фотохроники, как то "Кохи", "Друзья", "Интересности" и прочая-прочая. И среди них валяется папка с названием "Для псто", там, как несложно догадаться, лежит то, что получилось не очень страшным, и может быть по этому поводу безжалостно выложено. Ну, так вот, у меня там опять развёлся невероятный бардак, состоящий из содержимого предыдущей флешки. В смысле - результатов её предыдущей чистки. А она у меня сейчас уже заново почти забита... Да, я фототеррорист и долбаный спамер...
Гордая фройляйн Шиффер изволит пребывать там, где кохам вообще-то пребывать не положено.
Креативная Эль. Пришла и художественно оформилась по собственной инициативе.
Кстати о креативе. Нечто в восточном стиле и очередной Уэко Мундо кусок с неизвестным науке животным.
А вот буря откровенно не вышла, но Ичимару нравится, так что пусть лежит по просьбам трудящихся.
А это нарисовал фрасьонок. И очень живое оно вышло.
Даже такую банальную вещь, как собственный подъезд можно снять небанально.
А вот такую вот кружевную сказку мы застали, выползя из дома в один из последних мартовских дней.
Окрестности моего городского дома. (звучит-то как!) В смысле - дома, в котором я честно до сих пор прописан. Там совершенно волшебные места, красивые в любую погоду.
А в Шипучке плавает совершенно белая утка.
Инопланетная роза в витрине книжного магазина.
Терпеть, если честно, не могу эти новомодные монструозные жилкомплексы. Обычно все они представляют собой редкое уродство. Но недавно мне повезло встретить исключение из правила.
Кстати! Я могу ведь и запутаться, перемещая сюда содержимое "закромов родины." Особенно легко запутаться как раз таки в фотопостах. Поэтому, если здесь чего-то нет, но вообще и в принципе оно есть, значит, искать это надо в ноосфере Вселенной и в других дневниках по соответствующим тегам.
Чем безумней - тем забавней. Чем больней - тем интересней... Лейтмотивом нашей песни никогда не будет правда, Покрасивей перекрестим равнодушие - в смиренье, Трусость нашу - в трезвомыслие, в довольство - отупенье, Что поделать - нам осталось наших душ усталвх старость Тут подкрасить, там завесить, смайлик-бантик-стразик-шарик, Тут фальшивая улыбка, там подправленная маска, Тут припудрим, там подправим, здесь подрежем - просто сказка. Злая сказка - про успешных, никогда-ни в чём-не грешных, Безошибочно прекрасных, абсолютно безмятежных Нас - какими мы на деле никогда бы не хотели Быть... Да, полно, неужели, мы светили и горели? И над городом летали, и бесстишия не знали, Умирали, воскресали?.. Жаль, что стали крепче стали, Жаль, что плакать разучились, жаль, что стало всё так просто... Так послушно, так бессильно, так привычно жаль нас, взрослых...