***№14. Разная мелочь из старых блокнотов.

[Пани Электричкова]

28.04.2012 в 11:06

Пишет  kiyomori:

Следующая порция.
Тоже пост из того журнала.

Послушайте!
Тайны Вселенной
Смычком разомкнуты.
Послушайте!
Смолкнет мелодия,
И в мире опять
Будет пусто и ломко,
Будет гулко и холодно.
И поэтому -
Послушайте!
Боги водят
Смычком мгновения
По струнам судеб.
Это значит -
Во имя Звучания -
Смерти не будет!

Вот такое раскопал у Ацуморика.

******************************

Из диалогов:
- Что-то я сплю..
- А ты не спли!
- Но мне сплится...
- А ты все равно не спли!
- Не, чего-то я совсем сплющенный...

*************************************

Почему тополиная метель в ласковом июне бесшумна, а февральская снежная воет, как раненый зверь? Может быть, она просто скучает по теплу?

************************

Фразочки:
Разверзлись хляби небесныве и у нас тут образовался ноев трамвай.
Волк не везде должен быть серым, это же не мент!
Кстати о птичках: вызов Судзаку...
Не надо мне божественного просветления! Меняю отдельный комфортабельный лотос улучшенной планировки...
Я пошел курить в переднюю задницу вагона..

*********************

И еще, правда это уже не из организатора. Сначала мы написали "Гэмпей районного масштаба". Потом придумали очень симпатичных ребят из той же тусовки, которые на ту игру, к сожалению, не попали. Про них пишется повесть, собственно, вторая часть Гэмпея, а еще серия зарисовок. Вот вам первая из них. Кстати, люди, помогите придумать название!
Да-да, вы правильно поняли, Вредный Ронин - это тоже я.


Вредный Ронин, Уточненная Хэйанка

Кацумори лежал на полу в опасной близости от обогревателя и страдал. Во-первых, лаковый паркетный пол казался ледяным даже сквозь любимый кацуморин коврик, который любящий Торанага прозвал красной циновочкой. Во-вторых, Кацумори отчаянно хотелось совершить именно то, для чего садятся на красные циновочки – достойное деяние, оно же сеппуку, оно же харакири. Поводов к таковому по самым приблизительным подсчетам находилось штук восемь. Во-первых, вернейшую подругу Асахи на месяц запихали в какой-то южный санаторий. Во-вторых, эта самая Асахи неожиданно для всех, включая самое себя, увлеклась толкинистикой, двинулась на эльфах и в довершение всего категорически отказалась взять Кацумори на "Исход Нолдор", где она ставила команду Лебяжьей Гавани, мотивируя это тем, что Альквалондэ Кацумори станет воспринимать исключительно как Ити-но-Тани и в самый неожиданный момент начнет гоняться за Феанором с катаной и воплями "Я убью тебя, Куро Ёсицунэ!!!" (честно говоря, Кацумори хотел на этот самый "Исход" именно для того, чтобы поподробнее вспомнить свои героические подвиги во время обороны этой самой Ити-но-Тани, так что Асахи была по большому счету права, но легче от не правоты не становилось). В-третьих, Кацумори вторую неделю мучал жесточайший творческий кризис, в просторечии нетворяк. Пол квартиры был во множестве усеян скомканным клочками бумаги – свидетельствами отчаянной, но безнадежной войны с таковым. В-четвертых, кто-то зачитал у Кацумори Конфуция. В-пятых, дражайший Торанага вплотную занялся обольщением очередной однокурсницы и из-за этого как выражался Кацумори "мучительного припадка личной жизни" не может найти два часа, чтобы завезти Кацумори давно обещанного "Убийцу сёгуна". В-шестых...
Раздался звонок в дверь, бесцеремонно прервав благочестивые размышления Кацумори о несовершенстве мира сего. Храбрый Тайра помянул Куро Ёсицунэ и поплелся открывать.
- Привет храбрым витязям дружественного дома Тайра!
- Комбан-ва! – нашел в себе силы улыбнуться Кацумори. – Входите, Хиромацу-сама.
Пожалуй, Кацумори не особенно любил Хиромацу. Прежде всего за то, что он не из реальной японской истории, а из "Сёгуна" (Торанаге то же самое, впрочем, прощалось). А еще Хиромацу позволял себе иногда появляться на публике в мини-юбке и с серьгами, тем самым откровенно демонстрируя, что не имеет ничего против того, что ныне рожден гайдзинской девушкой по имени Маша Опилова. И в довершение всего этот странный самурай питал слабость к интернетовским ролевушкам, причем не видел ничего плохого в том, чтобы запихать Сейлор-Мун в Камакуру или, наоборот, Токугаву Иэмицу в твердыню Моргота. А даже когда его сюжеты не предполагали никакого взаимопроникновения миров, они строились таким образов, что любой нормальный самурай убил бы автора после первых трех абзацев. Ибо трудно сказать, чего в этих буйных фантазиях было меньше – исторической правды или уважения к персонажам.
В общем, Кацумори отнюдь не причислял Хиромацу к числу своих друзей и вообще порядочных людей, но в таком паршивом настроении крабику хэйкегани и то обрадуешься. Так что Кацумори бережно усадил гостя на "красную циновочку", с похвальной быстротой слетал на кухню за чаем и даже ткнул в магнитофон свою любимую кассету японских народных песен.
Хиромацу изысканно-вульгарным движением не то хэйанской дамы, не то прирожденной шлюхи взял чашку, сделал жеманный глоточек и выдохнул:
- Кацумо-о-ори, только вы, безупречный Тайра, можете спасти мою жизнь.
Это было обычное начало всех разговоров Хиромацу и Кацумори с привычной готовностью натянул на лицо маску подобающей случаю самурайской решимости.
- У меня сломался компью-у-утер, – жалобно протянул Хиромацу.
- А я все равно их чинить не умею, – автоматически отозвался Кацумори. – В нашем XII веке их вообще не было.
- В нашем XVI то-о-оже. Но Кацумори-сама-а-а-а! У меня словеска пропадает! Роскошная!! Компьютер скоро починят, но я же умру-у-у-у!!!
- Да будет смерть ваша чистотой подобна лепесткам белой вишни, – не выдержал Кацумори. Реагировать на кривляние Хиромацу иначе, как начав кривляться в ответ, он не умел. Но так как самурай Тайра делал это в более сдержанном стиле, придурок Хиромацу, судя по всему, воспринимал Кацуморину реакцию на свои слова как единственно нормальную и естественную.
- Кацумори-сан! Я подумал: может вы со мной доиграете. У вас же вроде были какие-то завязки на сёгунов Асикага...
"Завязки на Асикага" у Кацумори и действительно были. Почему-то от Асикага и всего, что с ними связано, для Кацумори веяло чем-то настолько родным, что он прощал им даже происхождение от Минамото, хотя вообще-то во всех остальных случаях воспринимал последнее как нечто среднее между неизлечимой наследственной болезнью и печатью первородного греха. Особенно симпатичными Кацумори почему-то казались последние сёгуны Асикага – гонимые и обреченные, совсем, как Тайра когда-то. Знание, что нечестивый Хиромацу добрался до кого-то из Асикага, Кацумори не нравилось совсем.
- В кого хоть играете? – мрачно поинтересовался он.
- Предста-а-авь себе, – с готовностью заговорил Хиромацу, – Асикага Ёсиа-а-аки попадает в плен к Нобунаге... Да мы первые несколько сцен уже отыграли – вот посмотри! Я распечатку принес.
В руках Кацумори немедленно оказалась неряшливого вида полиэтиленовая папка.
- И с кем это вы так развлекаетесь?
- Ты не зна-а-аешь. Существо из Москвы, Касиги Ябу его зовут. Он такая пре-е-елесть!
- Да уж догадываюсь, – хмыкнул Кацумори. Он не раз, не два и не восемь перечитывал Клейвеловский роман (правда, в основном для того, чтобы насладиться обнаружением все новых и новых ошибок и нестыковок) и прекрасно помнил, что Касиги Ябу был запутавшимся в собственных интригах патологически лживым ублюдком. Кем же нужно быть, чтобы взять такое имя? А кем нужно быть, чтобы счесть Касиги Ябу прелестью? Кем-кем, Хиромацу, вот кем – рявкнул самому себе Кацумори. А если этот Касиги Ябу из того же теста, что и Хиромацу, то бедного сёгуна Асикага Ёсиаки остается только оплакивать.
Кацумори углубился в текст и уже на четвертом абзаце убедился, что последнего сёгуна из династии Асикага надо не просто оплакивать, а харакири на его могиле делать, причем не себе, а Хиромацу и Касиги. Гениальное творение двух этих достойнейших даймё представляло собой подробный и обстоятельный рассказ о том, как злобный Нобунага э-э-э... как бы это сказать помягче... обрел в лице пленного Ёсиаки свой эротический идеал. Прямо на полу пыточной камеры замка Гифу и обрел. А потом еще раз обрел, на дыбе (которые, если Кацумори не изменяет память в Японии, по крайней мере в эту эпоху вообще не использовались), а потом еще раз – в "водяной тюрьме", а потом... В общем первым побуждением Кацумори было заставить нечестивца сожрать свое выдающееся произведение или хотя бы сделать ему (не произведению конечно, а нечестивцу) принудительное вскрытие теплого пузичка ближайшим подходящим для этой цели предметом вроде кухонного ножа или металлического рожка для обуви. Героический Тайра досчитал про себя до десяти, перечислил всех сыновей Киёмори, вспомнил даты основания всех трех сёгунатов и с помощью всех этих манипуляций совладал-таки с собой. В конце концов настоящий пожизненный труп в родной квартире воину, равному тысяче, не нужен совсем.
- А да-а-альше, Кацумори-сама-а-а должна быть героическая смерть юного Асика-а-ага, который потом вернется буйным ду-у-ухом и вселится в Иея-а-асу.
- Вообще-то, – ледяным тоном сказал Кацумори, – Нобунагу убил вовсе не Иеясу, а некий Акэти Мицухидэ, один из его военачальников.
- Кого его, Иеясу?
- Нет, Нобунаги.
- Ну, значит, в этого Мицухидэ, – легко признал свою ошибку Хиромацу. – Спасибо, что напомнил, у меня и у самого в памяти что-то всплы-ы-ыло. Сначала Мицухидэ Нобунагу люби-и-ил...
Кацумори в деталях представил как, по мнению Хиромацу, Мицухидэ мог любить Нобунагу... Кажется, этот любитель гениальных сценариев все-таки вылетит сегодня из окна девятого этажа. Акэти Мицухидэ тоже был одним их любимейших кацумориных персонажей в японской истории. Неукротимый Тайра находил его судьбу щемяще трогательной и весьма поучительной. Он даже пытался было написать балладу о Мицухидэ, но дальше строки "Растоптавшему верность мою прощения нет" дело так и не двинулось. В общем незадачливый Акэти не относился к тем людям, которых в присутствии Кацумори можно было оскорблять словом или действием. Придурок Хиромацу этого не знал и, как смутно догадывался Кацумори, вообще не дал себе труда запомнить убийцу Нобунаги.
- Хиромацу, как ты думаешь, мне будет приятнее тебя повесить, утопить или отравить?
- За что-о-о-о-о? – сделал совершенно невинные глаза Хиромацу.
- За Мицухидэ, – с готовностью пояснил Кацумори. – И за Асикага тоже. Ну и за Оду, разумеется. Он мне, как-никак родственник, хоть и не люблю я его.
Глаза Хиромацу совсем уж по-мультяшному округлились и по-мультяшному же наполнились слезами.
- А что тут такого?
Кацумори возвел глаза к небу, точнее, к потолку. Никаких карающих японских богов с полотка почему-то не сходило. Так что великому самураю приходилось самому в очередной раз объяснять нечестивцу Хиромацу очевидные вещи.
– Хиромацу, – раздельно сказал Кацумори, – это нетекстуально. В условиях, в которых жили ваши герои ничего подобного по тысяче причин не могло быть. Нобунаге не могло придти в голову изнасиловать Ёсиаки и Мицухидэ и вообще кого бы то ни было. Он что тебе, совсем злыдень писюковый? Ему менталитет врожденный мешает додуматься до подобных вещей, ясно?
– Но мне-то не меша-а-ает, – с хрустальной легкостью отмахнулся Хиромацу.
– Вот именно, тебе, а не им!
– А если я именно в них играть хочу? – скорчил капризную гримаску Хиромацу. – Мне менталитет не мешает. А они сами, между прочим, умерли давно! И вообще, Кацумо-о-ори, – капризная гримаска сменилась просительной, – ну хочешь я тебе за это «Убийцу Сёгуна» принесу? И бронзовую статуэтку Будды? И интернет-карту на пять часов, хочешь?
Честно говоря, Кацумори очень даже хотел. И «Убийцу», которого давным-давно мечтал посмотреть, и Будду, чтобы можно было наконец-то устроить для предков Тайра настоящий домашний поминальный алтарь, и даже пять часов интернета, несмотря на то, что доблестный самурай был безкомпьютерный. Но не ценой же в конце концов самурайской чести! Кроме того, смертельным оскорблением было уже то, что его, князя Рокухары, так беззастенчиво и, самое главное, дешево, покупают. Так что колебался Кацумори всего несколько секунд.
– Знаешь, что, – возмущенно выдохнул Кацумори, – иди-ка ты с такими предложениями к прежнему Государю Го-Сиракаве! К Минамотам, Кадзиварам и Токугавам!! К Морготу Камакурскому! Пусть он с тобой в такие словески играет!
Надо сказать, что кто такой Моргот, Кацумори представлял слабо. Толкина, он в отличие от Асахи читал один-единственный раз и то в незапамятные времена и об этом самом Морготе помнил только то, что он подло спер Три Священные Регалии у Императора Валинора. Ругаться его именем князю рокухарскому было вроде бы совсем не с руки, но для того, чтобы адекватно выразить чувства, вызванные щедрым предложением Хиромацу, обычных многоэтажных конструкций из имен и фамилий основных тайровых врагов явно не хватало.
– Что? – театрально простонал Хиромацу. – Ты меня выгоняешь?
– Да, выгоняю! – окончательно потеряв самообладание заорал Кацумори. – Выгоняю, к чертовой матери! И не приходи больше и не звони! И телефон мой забудь! Ты, даже не понял, что ты мою самурайскую честь оскорбляешь, гомик недоделанный! Вон отсюда! Я на тебя еще сёгуну пожалуюсь!
– Да что он мне сделает, твой сёгун? – цинично парировал Хиромацу, отодвинул недопитый чай и гордо продефилировал к двери.
Кацумори прошел за ним, немного постоял в дверном проеме, ловя сквозняк, плюнул вслед новенькому, только что собственными руками созданному врагу и пополз на кухню заново ставить чайник. Почему-то ему показалось, что сейчас там, в Чистой Земле, за краем заката, победно улыбнулись друг дружке Мицухидэ и Ёсиаки, в очередной раз убедившиеся, что тайренок у них молодец.
Не успел Кацумори грохнуть чайник на плиту, дверной звонок задребезжал снова. Открывать Кацумори пошел, целиком и полностью решившись нанести Хиромацу телесные повреждения различной степени тяжести не по игре, а по жизни, причем не по прошлой, а по этой, для чего по пути к двери вооружился тяжелой суковатой палкой, с которой его биологическая матушка ходила в лес за грибами.
С рычажками замка князю Тайра пришлось повозиться довольно долго – делать это левой рукой оказалось страшно неудобно, а в правой было зажато грозное оружие.
– Привет! – невозмутимо сказал сёгун Торонага. – Я понимаю, что с точки зрения Тайра потомков Минамото именно так встречать и надо. Но может, ты все-таки простишь мне грех моего происхождения? Во-первых, у меня приступ личной жизни кончился, а во-вторых, я тебе «Убийцу Сёгуна» принес. Ну что, простишь?
– Простю, – с радостной готовностью сказал Кацумори, оставляя в угол мамину палку. – Проходи давай. Я тебе свежую байку про нашего дорогого Хиромацу расскажу...
В Чистой Земле Ёсиаки и Мицухидэ не выдержали и громко расхохотались. Одновременно виноватое и радостное выражение кацумориной мордочки не поддавалось никакому описанию.

@темы: Мимолётное, Из старых блогов, Давнее., В соавторстве., Мелочь.