Возможно, это Пролог к моим потенциальны"запискам бывшего арранкара". ))Имён не осталось. Приказано забыть... (с) "Чёрная Книга Арды"Песок хранит всё, но не помнит ничего. Ему незачем помнить, он сам - память. Только перемолотая в мельчайшие осколочки, лёгонькие, как алмазные искры, уносимые ветром. Память разъята на мельчайшие частицы, каждая песчинка - чьё-то мгновение, один вздох, один крик, один шаг. Только вот - что поймёшь по мгновению, много ли прочтёшь по песчинке? Да, собственно, ничего...
Поэтому мало кто из нынешних охотников может точно указать, где стоял Замок. Пустыня капризна, и лик её постоянно меняет свои черты. А летописей там, в Замке не вели, как-то в голову никому не приходило, и знаков путеводных не оставляли... Только самые чуткие утверждают, что в том-самом месте, если замереть всем существом своим обратившись в одно чутьё, можно услышать - музыку. Печальную и грозную, то взлетающую к отчаянно острой пронзительной горечи лунного серебра, то пульсирующую азартом обещания схватки, то зловеще наливающююся предчувствием взрыва, то вдруг замирающую на одной-единственной задыхающейся обречённой ноты, от которой так щемит формально несуществующую душу, что разорвать бы в исступлении собственную грудную клетку, а то иначе - тесно вздохнуть...
читать дальшеОхотники не любят забредать в это место, хранимое тенью музыки. Даже вездесущие ящерицы предпочитают оббегать стороной давным-давно истаявшие развалины Замка. Практичные шинигами сказали бы, наверно, что-нибудь рассудительное об "остаточной рейацу" и "нарушенном равновесии духовных частиц". Но шинигами сюда тоже не ходят, им незачем. С того самого страшного дня незачем. И песок хранит свои тайны, не нужные более никому, кроме вечно ущербной, вечно равнодушной луны, застывшей в небе ровно над этим местом.
Вот луна, наверное, помнит. Помнит всех, кто выл на неё в приступе лютого звериного отчаянья, и всех, кто ликующе воздевал к ней руки, кривясь в хищном победном оскале. Всех, кто...
Но луна молчит, как молчала всегда и будет молчать всегда. Луне всё равно. Она просто есть.
Но если бы вдруг нашёлся кто-то, желающий и достаточно чуткий, он мог бы, наверное, различить в страшной музыке отдельные голоса и темы. Мог бы расслышать даже и имена.и названия. Или придумать их, не подозревая, что на самом деле не придумал, а угадал. Мог бы по линиям танца песчинок, по теням теней восстановить картину, понять и увидеть, как жили немёртвые, как любили, ненавидели, плакали, мыслили, дрались, дерзновенно задумывались о запретном-несбыточном и сладко замирали под хозяйской рукой те, кому и в самом существовании души-то официальной наукой отказано ещё тысячи лет назад. Увидеть и рассказать.
Ведь песок до сих пор поёт о них, песок хранит прикосновение их рук, отзвук их шагов, невесомо-лёгких, или гулких до зловещести, эхо их голосов и эхо предсмертного хрипа... (А умирали-то не-мёртвые как живые...) Красно-золотой, гремящий тревожный аккорд, песня смерча и взрыва, неутолимой огненной ярости - Ннойтора. Мучительное и сладостное созвучие до предела натянутых перекрученных нервов, прыжок-полёт через вечность как через пропасть в слепящей голубой вспышке - Гриммджоу. Бездонная, колдовская тёмно-изумрудная мелодия тайны и ожидания, шёпот-перезвон далёких ледяных колокольчиков в лабиринте тысяч тёмных зеркал, мерцающие переливы предчувствий - Улькиорра. Сладковато-душное, пьянящее-пряное дурманное сиренево-розовое безумие, прекрасный до уродливости, отталкивающий до восхищения, из одних противоречий сотканный гипнотический монолог ядовитого цветка - Заэль.... Всё это впиталось в песок, и само стало песком, а песок некому и незачем слышать. А в Готее-13, в разноцветном солнечном мире в аккуратных архивах хранятся лишь скупые, строгие военные документы - отчёты, донесения, коротенькие докладные записки. Вот и вся память о мятеже капитанов, навряд ли первом, дай Король, последнем. Готею-13 большего и не нужно, избавились от напасти - и облегчённо вздохнули, кому охота копаться в прошлых кошмарах, кому есть дело теперь до Айзена и его зверинца? Из песка восставшие - вновь в песок обратились, а чем ещё могла кончиться история самозванного бога? Разве что сам он, ныне запечатанный, обессиленный и обречённый, помнит тех, кто так доверчиво, так больно и так недолго был его народом.
Вот только - зачем?
А Замок был красив.
Не снаружи - суровые до жестокости реалии Пустого Мира всему на свете диктуют свои законы - поиска силы ради ещё большей силы, вот и ощерилась Цитадель тонкими башнями, похожими на грозные клыки, мёртвой хваткой вцепившиеся в чёрное небо, закрылась серым куполом, как щитом. Замок был красив внутри. Кружевная перепутаница бесконечных коридоров и переходов, летящие лестницы, высокие залы, залитые рассеянным мягко приглушённым разноцветным светом, и в каждой линии, в каждом камне - хрупкое, чуть неестественное изящество, красота, подобная красоте стеклянного цветка. Замок был соткан волей Айзена-сама и запечатлелась в нём та же суть, что жила в его Мече Духа - Кьёка Суйгецу, завораживающе-зыбкая, как отражение лунного луча в воде. И Замок был - чем-то много большим, чем просто упорядоченное нагромождение камня. Сплетённый из тысяч грёз, мириад бывших и будущих иллюзий, Замок умел источать музыку, слышимую скорее чутью, чем уху и заманивать зазевавшихся в какие-то потаённые уголочки-коридорчики, полные странных картин и ощущений. Поговаривали, что Цитадель обладает собственной волей и может даже и поглотить того, кто Ёй не понравится. Правая рука самопровозглащённого бога, Ичимару Гин, вечный насмешник с лисьими манерами, кстати, по мере сил поддерживал и развивал эти сплетни. Не потому что они как-либо способствовали сохранению дисциплины, а просто из любви к разным байкам. Ичимару, конечно, вообще по возможности не стоило слушать - он и сам ведь такого наплетёт, что хоть стой, хоть падай... Но факт остаётся фактом - Цитадель, разумеется, на самом деле никого не ела, но без сомнения жила некой собственной жизнью, полнилась тайнами и аномалиями и, опять же без сомнения, имела характер, по убеждению большинства арранкаров - препаскудный. Наверно, и Гин в Неё тоже клочок своей сущности вплёл. Но не смотря на обычные пакости вроде издевательски внезапно захлопнувшихся перед самым носом ворот, или изменившегося вдруг до неузнаваемости знакомого коридора, Замок любили. И гордились страшно, что - Избраны, что живут именно здесь, под рукой Бога, а не где-нибудь в дальних горах в дикой пещере. Гордились даже те, кто на самом деле, в грош не ставил Айзена со всеми его чаепитиями и громкими словами, а служить ему пошли ради новых боевых возможностей, а то и просто от скуки.
И Замок любил своих обитателей. Особенно тех из них, кто много лазил, удовлетворяя жадное любопытство по самым отдалённым нехоженным запутанным закоулкам. Им дарил он странные сны. А иногда даже укрывал, пусть и временно, от гневно ищущих взоров вышестоящих лиц. Лица ворчали, но терпели.
Замок был добр.
Он позволял своим жителям касаться его таинственной полуиллюзорной сути и сговорчиво менялся немного, отвечая прикосновениям мысли тех, кто жил в нём.
И змеились струи отравленных фонтанов у входа в апартаменты Октавы - Заэля-Аппоро, и странные бабочки изломанных очертаний, невероятных цветов играли среди них. А в той части Цитадели, где жил безумный Ааронильо никогда не горело яркого света, убийственного для новениных масок. Мягкая тёплая темнота царила в его обиталище, даже если за дверью сверкало яркое до приторности искусственное солнце. А в покоях Четвёртого, любившего идеальный порядок, никогда не было ни пылинки, хотя Улькиорра не имел ни фрасьонов, ни особого желания отвлекаться от размышлений ради какой-то там уборки.
... А когда всё рухнуло - разорвал антрацитовое небо отчаянный пронзительный смертный крик, невыносимый, ощутимый физически, вытеснивший собой воздух. И крик этот - не ушами, а самой сутью услышали все, кто жил когда-либо в Замке. И потому дрогнула рука Бога в том роковом-решающем - над Каракурой - бою...Я сам ещё не знаю, что я, собственно, такое пишу. Просто оно пишется...
Надеюсь, что и будет писаться, ну, хоть периодически.
