12.07.2013 в 00:27
Пишет Simplemente Cuatro:ВнИзапно и про Заэля.
Ад проходит через нас.
В Уэко Мундо, время, как известно, не течёт.
Оно здесь похоже на янтарь... нет, неправильно... янтарь, он солнечный и живой, интересно-откуда-я-это-помню? Время в Уэко Мундо - просто прозрачная вязкая масса. В которую вплавлены мы все. Откуда и самое главное - зачем Айзен взял для своего замка такое нелепое название? "Лас Ночес" - "Ночи"? Какие, к меносам, "ночи", если время здесь такое ммм... нетекучее? Если "ночи", то должны быть и "дни", а где они, дни, и на кой шинигамий занпакто они вообще тут сдались?
Впрочем, помимо остальных нововведений, Айзен ввёл здесь понятие внутреннего времени. Условно-отчётного, просто для удобства координации действий. Так что теперь в Лас-Ночес есть ночи - тягучие, душные, невыносимые. Отрезки нашей не-жизни, мучительные своей мертвенной давящей тишиной.
Условным днём ещё можно забыться, загонять себя на работе. Того лечи, этого исследуй, такому-то вынь да положь усовершенствованные техники, а сякого-то списали и отдали тебе для экспериментов. Некогда вспоминать, некогда думать. И в этом благословение.
Зато условной ночью пытка возвращается с утроенной силой. Потому что бессонница и эта проклятая тишина! Спит огромная мрачная Цитадель,спят надменные Высшие Клинки и бессловесные Нумерос , спит самозванный Боженька, притиснув к себе до тошноты счастливого Куатро, и нечем закрыться от клятой памяти...
Какие у него недоверчиво-восторженные были глаза в первый миг их первой встречи... Потом он, глупо хихикая от смущения, объяснял, что хрупкое крылатое существо поразило его воображение, он раньше встречал только уродливо массивных, бронястых-клыкастых, неповортливых тварей и просто не знал, что кто-то в Песках может быть таким красивым. И тогда же, в первую встречу он вытащил из слежавшихся в глубине памяти обрывков картин большого и разноцветного мира слово "бабочка"...
Именно поэтому они друг друга тогда и не сожрали. Слишком уж необычными друг другу показались с первых секунд знакомства, с напряжённо-настороженного принюхивания. Тёплые искорки беззащитного восхищения в чьих-то глазах - разве это не стоит труда разглядеть в ком-то не только очередную пищу? И они разговорились. Тоже - так, как никогда и ни с кем ещё не разговаривали - сбивчиво, взволнованно, то и дело перебивая друг дружку, изумляясь тому, с какой лёгкостью продолжают и подхватывают начатые собеседником фразы... Они даже не решили быть вместе, это не нужно было "решать", всё другое просто было бы неестественным. Они стали прекрасной боевой парой - сила и мощь одного великолепно дополнялась и уравновешивались изобретательностью и ядовитыми сюрпризами другого. А однажды они вспомнили о понятии "брат" и начали звать друг друга именно так. Братья Ильфортэ и Заэль-Аппоро Грантц. Они были единственные настоящие братья на много переходов вокруг, и о них ползали сплетни...
Потом всё сломалось. Ильфортэ встретил на охоте эту мерзкую стаю - ДиРоя, Шао Лонга и как их ещё там. Тогда у него было отвратительно злобное настроение. Его недавно оттрепала какая-то бродячая шестилапая пакость, буйно помешанная на поединках. В последний момент Заэль, оставленный старшим братом охранять их логово, почуял неладное, метнулся на помощь и накачал этого дегенерата отравой по самые уши. Но Ильфортэ, конечно же, всё равно чувствовал себя побеждённым, бесился, рвался на поиски своего обидчика и ужасно раздражал Заэля необходимостью постоянно отговаривать себя от глупостей.
В общем, Ильфортэ передрался со всей этой паскудной стаей и заставил их признать себя вожаком. Просто так, чтобы вновь почувствовать себя сильным, избавиться от гнусного чувства уязвлённости, навязчивых мыслей о неотомщённой горькой обиде. Честно говоря, Заэль до сих пор не в курсе, насколько старшему братцу это удалось, но к вожачьим обязанностям он как выяснилось, отнёсся слишком серьёзно.
Мерзкая стая постоянно ругалась, цапалась, норовила стянуть из-под носа у товарища его долю добычи, орала и гадила. Ильфортэ терпеливо наводил порядок. Но не это было самое невыносимое, а то, что стае теперь принадлежало то, что было, должно было быть, не могло не быть только его, Заэля... Внимание брата, редкие мгновения нежности брата, слова и мысли брата, всё это теперь было - стаи. Всё делилось на стаю, меносы бы её сожрали, и Заэль теперь вынужден был привыкать, что и он сам теперь - только часть стаи и полностью принадлежит ей. Н неизбежные при решении любых конфликтов окрики и пинки теперь иногда доставались и ему тоже. Ему - восхитительному, ему - несравненному,ему, на которого раньше Ильфортэ надышаться не мог.
Да. Заэль-Аппоро больше не был для брата исключением. И знать это, чувствовать это было пыткой. Что-то невыносимо горькое, жгучее, разъедающее, ни на миг не дающее покоя поселилось внутри, в груди и не желало убираться оттуда. Оно было мучительнее, чем даже Голод, к тому же, Голод можно было хоть ненадолго насытить. А это - заставляющее задыхаться от ненависти и иногда орать во сне, заткнуть добычей оказалось невозможно. При этом, хуже всего было то, что Ильфортэ не видел, или упрямо не хотел видеть, что происходит что-то настолько неладное. Он искренне, сука такая, восторгался своей стаей и своей ролью вожака и упорно не понимал, отказывался понимать, почему Заэля что-то так мучает. Скотина!.. Во всех ведь смыслах скотина...
Да. Теперь Заэль-Аппоро ненавидел своего брата. Ненавидел с каждой секундой всё сильнее.
Ненавидел даже больше, чем мерзкую шайку, которая у него брата отняла. Он с удовольствием напал бы в открытую, убил бы Ильфортэ, но последние остатки здравомыслия подсказывали, что драться в этом случае придётся со всей стаей, а со всей стаей ему не справиться.
И Заэль ушёл. Ушёл навсегда, поклявшись себе, что лично у него, Заэля-Аппоро Грантца, никакой стаи никогда не будет. А если когда-нибудь и будет, то Заэль ни позволит себе даже на миг допустить, чтобы эта стая для него хоть что-нибудь значила. Он вообще больше ни к кому не привяжется и никому не поверит....
Он злорадствовал, когда узнал, что к стае пришёл невыносимо наглый бронированный кошак по имени Гриммджоу и в два счёта стал вожаком сам. Он злорадствовал, когда вся эта шайка-лейка, припёршаяся в Лас-Ночес за новой силой и оказавшаяся в ловушке, получала нагоняи от Тоусена, и тем более - от Айзена. Он злорадствовал, когда Ильфортэ убили над Каракурой... Злорадствовал до тех пор, пока не умерла эта ненависть, которую нечем стало поддерживать и подпитывать.
А потом он понял, что опустел.
Их, жителей безбрежных Песков называют Пустыми, потому что у них нет ни времени, ни памяти, ни судьбы. Заэль-Аппоро Грантц стал теперь пустейшим из Пустых - у него не было теперь ничего, кроме бессонницы и лица брата, стоящего перед мысленным взором. И стаха это лицо потерять.
Он не просил прощения. Не привык к подобным словам, да и не считал себя виноватым. Он не растравлял себя глупыми фантазиями о том, как хорошо было бы, если бы - у него был слишком рациональный ум для этого. Он не хотел разбираться, кто из них кого предал, если вообще предал...
Он просто не спал по ночам. Условным ненастоящим ночам дурацкого замка с дурацким именем. Не спал, думая о своей пустоте, тёплых искрах восторга в глазах ещё-его брата. И о том, что ада в обычном понимании слова, скорее всего, не существует. Он попросту не нужен в обычном понимании слова - как некое место, где кто-то кого-то мучает. Потому что мы сами, всегда сами создаём ад для себя и друг друга. Никто из нас не "отправляется в ад", мы сами становимся адом. Адом, который проходит через нас.
.
Йа фикрайтер, мать моя Хогиоку...
URL записиАд проходит через нас.
В Уэко Мундо, время, как известно, не течёт.
Оно здесь похоже на янтарь... нет, неправильно... янтарь, он солнечный и живой, интересно-откуда-я-это-помню? Время в Уэко Мундо - просто прозрачная вязкая масса. В которую вплавлены мы все. Откуда и самое главное - зачем Айзен взял для своего замка такое нелепое название? "Лас Ночес" - "Ночи"? Какие, к меносам, "ночи", если время здесь такое ммм... нетекучее? Если "ночи", то должны быть и "дни", а где они, дни, и на кой шинигамий занпакто они вообще тут сдались?
Впрочем, помимо остальных нововведений, Айзен ввёл здесь понятие внутреннего времени. Условно-отчётного, просто для удобства координации действий. Так что теперь в Лас-Ночес есть ночи - тягучие, душные, невыносимые. Отрезки нашей не-жизни, мучительные своей мертвенной давящей тишиной.
Условным днём ещё можно забыться, загонять себя на работе. Того лечи, этого исследуй, такому-то вынь да положь усовершенствованные техники, а сякого-то списали и отдали тебе для экспериментов. Некогда вспоминать, некогда думать. И в этом благословение.
Зато условной ночью пытка возвращается с утроенной силой. Потому что бессонница и эта проклятая тишина! Спит огромная мрачная Цитадель,спят надменные Высшие Клинки и бессловесные Нумерос , спит самозванный Боженька, притиснув к себе до тошноты счастливого Куатро, и нечем закрыться от клятой памяти...
Какие у него недоверчиво-восторженные были глаза в первый миг их первой встречи... Потом он, глупо хихикая от смущения, объяснял, что хрупкое крылатое существо поразило его воображение, он раньше встречал только уродливо массивных, бронястых-клыкастых, неповортливых тварей и просто не знал, что кто-то в Песках может быть таким красивым. И тогда же, в первую встречу он вытащил из слежавшихся в глубине памяти обрывков картин большого и разноцветного мира слово "бабочка"...
Именно поэтому они друг друга тогда и не сожрали. Слишком уж необычными друг другу показались с первых секунд знакомства, с напряжённо-настороженного принюхивания. Тёплые искорки беззащитного восхищения в чьих-то глазах - разве это не стоит труда разглядеть в ком-то не только очередную пищу? И они разговорились. Тоже - так, как никогда и ни с кем ещё не разговаривали - сбивчиво, взволнованно, то и дело перебивая друг дружку, изумляясь тому, с какой лёгкостью продолжают и подхватывают начатые собеседником фразы... Они даже не решили быть вместе, это не нужно было "решать", всё другое просто было бы неестественным. Они стали прекрасной боевой парой - сила и мощь одного великолепно дополнялась и уравновешивались изобретательностью и ядовитыми сюрпризами другого. А однажды они вспомнили о понятии "брат" и начали звать друг друга именно так. Братья Ильфортэ и Заэль-Аппоро Грантц. Они были единственные настоящие братья на много переходов вокруг, и о них ползали сплетни...
Потом всё сломалось. Ильфортэ встретил на охоте эту мерзкую стаю - ДиРоя, Шао Лонга и как их ещё там. Тогда у него было отвратительно злобное настроение. Его недавно оттрепала какая-то бродячая шестилапая пакость, буйно помешанная на поединках. В последний момент Заэль, оставленный старшим братом охранять их логово, почуял неладное, метнулся на помощь и накачал этого дегенерата отравой по самые уши. Но Ильфортэ, конечно же, всё равно чувствовал себя побеждённым, бесился, рвался на поиски своего обидчика и ужасно раздражал Заэля необходимостью постоянно отговаривать себя от глупостей.
В общем, Ильфортэ передрался со всей этой паскудной стаей и заставил их признать себя вожаком. Просто так, чтобы вновь почувствовать себя сильным, избавиться от гнусного чувства уязвлённости, навязчивых мыслей о неотомщённой горькой обиде. Честно говоря, Заэль до сих пор не в курсе, насколько старшему братцу это удалось, но к вожачьим обязанностям он как выяснилось, отнёсся слишком серьёзно.
Мерзкая стая постоянно ругалась, цапалась, норовила стянуть из-под носа у товарища его долю добычи, орала и гадила. Ильфортэ терпеливо наводил порядок. Но не это было самое невыносимое, а то, что стае теперь принадлежало то, что было, должно было быть, не могло не быть только его, Заэля... Внимание брата, редкие мгновения нежности брата, слова и мысли брата, всё это теперь было - стаи. Всё делилось на стаю, меносы бы её сожрали, и Заэль теперь вынужден был привыкать, что и он сам теперь - только часть стаи и полностью принадлежит ей. Н неизбежные при решении любых конфликтов окрики и пинки теперь иногда доставались и ему тоже. Ему - восхитительному, ему - несравненному,ему, на которого раньше Ильфортэ надышаться не мог.
Да. Заэль-Аппоро больше не был для брата исключением. И знать это, чувствовать это было пыткой. Что-то невыносимо горькое, жгучее, разъедающее, ни на миг не дающее покоя поселилось внутри, в груди и не желало убираться оттуда. Оно было мучительнее, чем даже Голод, к тому же, Голод можно было хоть ненадолго насытить. А это - заставляющее задыхаться от ненависти и иногда орать во сне, заткнуть добычей оказалось невозможно. При этом, хуже всего было то, что Ильфортэ не видел, или упрямо не хотел видеть, что происходит что-то настолько неладное. Он искренне, сука такая, восторгался своей стаей и своей ролью вожака и упорно не понимал, отказывался понимать, почему Заэля что-то так мучает. Скотина!.. Во всех ведь смыслах скотина...
Да. Теперь Заэль-Аппоро ненавидел своего брата. Ненавидел с каждой секундой всё сильнее.
Ненавидел даже больше, чем мерзкую шайку, которая у него брата отняла. Он с удовольствием напал бы в открытую, убил бы Ильфортэ, но последние остатки здравомыслия подсказывали, что драться в этом случае придётся со всей стаей, а со всей стаей ему не справиться.
И Заэль ушёл. Ушёл навсегда, поклявшись себе, что лично у него, Заэля-Аппоро Грантца, никакой стаи никогда не будет. А если когда-нибудь и будет, то Заэль ни позволит себе даже на миг допустить, чтобы эта стая для него хоть что-нибудь значила. Он вообще больше ни к кому не привяжется и никому не поверит....
Он злорадствовал, когда узнал, что к стае пришёл невыносимо наглый бронированный кошак по имени Гриммджоу и в два счёта стал вожаком сам. Он злорадствовал, когда вся эта шайка-лейка, припёршаяся в Лас-Ночес за новой силой и оказавшаяся в ловушке, получала нагоняи от Тоусена, и тем более - от Айзена. Он злорадствовал, когда Ильфортэ убили над Каракурой... Злорадствовал до тех пор, пока не умерла эта ненависть, которую нечем стало поддерживать и подпитывать.
А потом он понял, что опустел.
Их, жителей безбрежных Песков называют Пустыми, потому что у них нет ни времени, ни памяти, ни судьбы. Заэль-Аппоро Грантц стал теперь пустейшим из Пустых - у него не было теперь ничего, кроме бессонницы и лица брата, стоящего перед мысленным взором. И стаха это лицо потерять.
Он не просил прощения. Не привык к подобным словам, да и не считал себя виноватым. Он не растравлял себя глупыми фантазиями о том, как хорошо было бы, если бы - у него был слишком рациональный ум для этого. Он не хотел разбираться, кто из них кого предал, если вообще предал...
Он просто не спал по ночам. Условным ненастоящим ночам дурацкого замка с дурацким именем. Не спал, думая о своей пустоте, тёплых искрах восторга в глазах ещё-его брата. И о том, что ада в обычном понимании слова, скорее всего, не существует. Он попросту не нужен в обычном понимании слова - как некое место, где кто-то кого-то мучает. Потому что мы сами, всегда сами создаём ад для себя и друг друга. Никто из нас не "отправляется в ад", мы сами становимся адом. Адом, который проходит через нас.
.
Йа фикрайтер, мать моя Хогиоку...
@темы: Зарисовки, Улькиорра, фандомное., "Блич"., Арранкары