понедельник, 24 марта 2014
Мир – предпетый? Полностью предсказанный, предопределенный? Мир, в котором все всегда ясно с самого начала, все решено заранее, и все, что будет происходить в нем – лишь проявление скрытого до времени? Мир, где каждое новое «завтра» - лишь отзвук уже отзвучавшей песни? Мир – в воле его Создателя, завершенный раньше, чем успел по-настоящему родиться? Мир, чья плоть – лишь зримая оболочка мыслей неких Великих?..
- Нет! – светло-золотое, хрустальное, серебряное тонет в багровом и алом. Когда начнет течь время, живущие назовут это бешенством. – Нет, да не будет так, так нельзя!
читать дальшеЮный, едва начавшийся Айну откуда-то это знает, стал знать в миг, когда понял мысли своего Создателя. Он знает это всей полнотой себя, каждой своей частицей, и сейчас в этом знании – вся суть его, он бьется и пылает этим знанием, пытается заполнить им Чертоги Единого, не допустить, запретить…
Мир – изначально лишенный всех болезненных противоречий, мир без скверны и зла, не ведающий насилия, не рискующий потерять ничего из дивных красот своих. Мир, в котором нет страшного, нет обреченного, нет непоправимого, благословенный, единый сам в себе, подобно тому, как и Творец его – Эру Единый… Разве это не прекрасно?
- Нет! – багрово-алое сгущается до черного. – Никогда! – в черном полыхают холодные молнии, когда начнет течь время, живущие назовут это исступлением . – Никогда, потому что никогда!
Могучи Айнур, и первый из них – Мелькор, совершеннейшее творение Эру, имеющее долю в дарах всех сестер и братьев своих. Но это знание разве Илуватар дал ему? А если Илуватар, то какой же он Единый? Он говорит, что у созданий его не может быть ничего, что не имело бы начала в нем и не служило бы замыслам его. Неужели даже это? Потребность противостоять ему? Необходимость иметь хоть что-то полностью свое, не от него, вне его? Как же такое может быть?
Мелькор - восстание, Мелькор - противоречие, Мелькор – яростный, на пределе сил, прорыв не "куда", а "откуда". Это горящее Отторжение – тоже Великого Замысла?
Другие Айнур стихают и потухают. Им, едва начавшим обретать понимание и гармонию, почти страшно ощущать такое, волей и сутью прикасаться к такому.
Самому Отторжению тоже страшно. Только другим страхом. Отторжение боится, что его Творец прав. Что обрести что-то, что не берет начало в Эру, действительно невозможно. Что кроме Создателя и Замысла и правда ничего нет.
Отторжению больно. Оно полощется исчерна-радужнами пламенами, оно метается, оно мучительно рвется - вовне. Вон из чертогов Илуватара. Отторжение жаждет найти хоть что-то вне воли и мысли Эру. Что угодно, помимо него, кроме него. Все равно что - Пламя Неугасимое, непроглядный мрак или собственную лютую погибель. Лишь бы это что-то было не Эру, а его собственным. Когда начнет течь время, живущие назовут это гордыней. И будут не совсем правы.
Восставший рвется вовне. Восставший покидает чертоги Эру. Восставший впервые в своей еще совсем коротенькой жизни остается совсем один.
Это так трудно, что сначала он действительно не ощущает ничего. Но упрямо продолжает быть и стремится дальше, все больше и больше отдаляясь от Эру, от всего знакомого. А потом…
А потом ему все-таки удалось вырваться. Сбыться самому, не исчезнуть, не истаять бесследно вне Илуватара. И звездная круговерть обрушилась на него, пролилась в него разноцветным огненным вихрем, вплавляя в себя, сметая все привычное и даруя новое. После всю свою бесконечно долгую. жизнь он не сможет, не покривив душой, сказать, что видел что-то более прекрасное. Лучи неведомых светил пронзали его, обрывки музыки незнакомых миров обжигали его нагую суть, это было больно и…. восхитительно.
Он плакал и смеялся, падая в бесконечность, пел, сиял, блаженно сходил с ума, пульсируя в унисон с сердцем Вселенной, которая не-была-Эру, потому что была много большим. Во всяком случае, Мятежник думал именно так и ликовал тысячами взрывов, пьянея от невероятной, непредставимой свободы. И для себя он назвал все это Песней Тьмы, потому что непроглядно черное, бархатно-беззвучное хранило в себе эти мириады косматых чужих солнц, некоторые из которых он успевал погладить…
Он не хотел возвращаться, но хотел показать найденное им Эру как доказательство своей правоты. И еще: он, пронизанный всеми ветрами Беспредельности, распятый на звездных лучах, обрел теперь новую суть и силу и жаждал принести ее в Мир.
Мелькор – вечно ускользающее Неизведанное. Мелькор – Надрассудочное. Мелькор – Непредсказуемость.
Миру Замысла не бывать.
И ныне сотворим мы воистину Великую Музыку…
Он пел, вкладывая в свою Тему всего себя и сам становясь Темой. Темой Изменения. Темой Случайности. Темой Высвобождения Скрытого. Он разрушал Замысле, вплетая в мысли собратьев холодную свободу, принесенную с чужих звезд. Он пел, и властный зов его воли, его веры ломал хрупкое кружево заданных созвучий, подобно тому, как в мире, когда он станет сущим, воды горных рек будут безжалостно сметать могучие деревья и камни со своего бешеного пути. Он пел Не-вечное. Он пел Изменчивое. Он пел Движение и Мысль. Выбор и Вызов. Отчаяние и Преодоление. Некоторое из Айнур подхватывали его Музыку, изменяя уже ее самое, расцвечивая ее сиянием собственных дум, иные же отторгали так же жестко и непреклонно, как он сам отторгал всесилие замысла, и единство Илуватара прекратило быть, превратившись в сверкающую россыпь путей и возможностей. У будущего Мира теперь была свобода или хотя бы надежда на свободу.
Восставший пел – и становился воистину Стихией, а точнее, буйством Стихий, воплощая себя во всем, что дано будет будущей природе страшного и невообразимо прекрасного. Отблеск его мысли отразился в смерчах, тайфунах, горных обвалах, пронизывающих холодах и невыносимо жарком дыхании пустынь. Все это было его, Мелькора, и все это напоминало ему звездное безумие открытой Вселенной, такое же безжалостное и восхитительное в своем вечном величии. Он пел Мир-Противоречие. И даже если Эру был Началом и такого Мира тоже, Мятежник не думал об этом. Ему было сейчас не до того совершенно, ведь он уже любил свой Мир всей силой неукротимой натурой, страстно, исступленно, безудержно, отдавая всего себя. И по праву любящего, по зову яростной жажды творить и сбыться Мятежник считал этот мир своим. Своим, а не Эру!
Трижды поднимались, сплетались, достигали ослепительной полноты в неистовой схватке Великие Темы. И трижды обрывались незаврешенными.
А потом Илуватар сказал:
- Узрите свою Музыку!
И Восставшему было уже все равно, потому что Мир – был.
@темы:
Зарисовки,
фандомное.,
Hyuindai-sama